Брэд Мельцер - Книга судьбы

Так оно и оказалось. Подойдя к дому сбоку, он вцепился в холодный металлический поручень и сполз по короткой бетонной лестнице. Внизу из-под двери выбивался тусклый свет. Маленькая табличка над дверью гласила: «Только по предварительной записи». Римлянин не записывался на прием. У него были дела поважнее.

— Лес? — окликнул он, с трудом сохраняя равновесие. Прислонившись к дверному косяку, он понял, что уже не чувствует левой руки. На ней была та же самая черная перчатка, которая помогла ему скрыть рану в лечебнице. Нога омертвела уже больше часа назад.

— Иду, — послышался приглушенный голос.

В замке нащелкали зубцы и пружины, дверь отворилась. На пороге стоял мужчина со встрепанной шевелюрой и бифокальными очками с толстыми стеклами на пухлом носу.

— Ну, что у тебя стряслось на этот ра… Боже, это что, кровь?

— Мне н-надо… — Замолчав на полуслове, Римлянин потерял сознание и мешком повалился на землю. Как всегда, доктор Лес Бенджамин успел подхватить его на лету. В конце концов, для этого и существуют на свете двоюродные братья.

— Господин президент, вы, конечно, помните мисс Додсон… ведущую рубрики газеты «Палм-Бич пост», — автоматически представил репортершу президенту Уэс.

— Лизбет, — поправила она его, протянув руку и стараясь разрядить атмосферу. Бросив взгляд на Уэса, она увидела, что лицо его покрылось смертельной бледностью.

— Лизбет, я запомню ваше имя, — пообещал Мэннинг. — Пусть я не знаю своих доноров, но только полный идиот не дружит с прессой.

— Это очень любезно с вашей стороны, сэр, — откликнулась Лизбет. Она верила каждому слову президента, хотя и внушала себе, что не стоит этого делать. «Меня остается только пожалеть», — подумала она, подавляя странное желание присесть и сделать книксен. Незыблемое правило номер семь: президенты всегда лгут лучше всех. — Рада вновь встретиться с вами, сэр.

— Это Лизбет? — поинтересовалась первая леди, делая шаг вперед, чтобы обменяться с девушкой символическим поцелуем. — Должна признаться, я просто обожаю вашу рубрику, — выдохнула она. — Если не считать той статьи, в которой вы описали, как много Ли давал на чай местным официанткам. Из-за нее я чуть было не внесла вас в наш «черный список».

— На самом деле вы-таки внесли меня туда, — с нажимом возразила Лизбет.

— О, всего только на две недели. Жизнь слишком коротка, чтобы долго таить обиду.

Оценив честный ответ, Лизбет не могла не улыбнуться.

— Вы замечательная женщина, доктор Мэннинг.

— Дорогая, это нам положено рассыпаться в комплиментах в ваш адрес — хотя, положа руку на сердце, вы вполне могли бы обойтись без этих пасквилей о том, кто и сколько дает на чай. Давайте признаем, что это недостойно вас. — Похлопав супруга по руке, первая леди добавила: — Ли, скажи девушке что-нибудь важное о пользе исследований фиброзно-кистозной дегенерации, чтобы она могла оправдать свой приход сюда и сделать свою работу.

— Собственно говоря, — начала Лизбет, — я здесь не для того.

— Вам пора на сцену, сэр, — перебил ее Уэс.

— Я хотела повидаться с этими молодыми людьми, которых можно назвать вашей правой и левой рукой, сэр, — закончила Лизбет, кивком головы указывая на Дрейделя и Уэса. — Сейчас я работаю над статьей о лояльности. Хотя, быть может, мне стоит процитировать их высказывания и сделать из них суперзвезд.

— Отлично. Вы непременно должны это сделать, — сказал президент, одной рукой обняв Дрейделя за плечи. — Вот этот малый, например, баллотируется в сенат. И если бы я имел соответствующие полномочия… то сделал бы его вице-президентом. — Мэннинг умолкает, ожидая, пока Лизбет запишет его слова.

Поняв намер, Лизбет вытащила из пухлой черной сумочки блокнот и сделала вид, что пишет в нем. Она буквально кожей чувствовала, как за спиной кипит от негодования Уэс.

— Не беспокойтесь, — обратилась она к Мэннингу. — Я постараюсь не очень им досаждать.

— Господин президент, — прозвучало позади глубокое контральто, и они повернулись к женщине средних лет в изысканном костюме и с такой же изысканной прической. Почетный председатель Фонда борьбы с фиброзно-кистозной дегенерацией Мирна Опал постучала по своим украшенным бриллиантами часикам фирмы «Шопард», намереваясь во что бы то ни стало соблюсти график. — Думаю, мы готовы, сэр.

Не успел президент сделать и шага по направлению к двери, ведущей на сцену, как Уэс пристроился рядом.

— Уэс, со мной все в порядке.

— Я знаю, но…

— …мне надо пройти до двери не больше десяти футов. Я справлюсь как-нибудь. Дрейдель, я надеюсь позже увидеть тебя за своим столом.

Он говорит эти слова, глядя на Уэса. В Белом доме они всегда придерживались этикета, согласно которому президент всегда сидел за столом рядом с теми людьми, с которыми он должен был находиться рядом. В течение четырех лет он был лишен права выбирать себе собеседников и соседей. Теперь же он мог не утруждать себя политесом. Это была одна из немногих привилегий, которые он обрел, оставив Белый дом. Наконец-то президент мог сидеть рядом с людьми, которые были ему приятны.

— В общем, не забудьте упомянуть этих славных фиброзно-дегенеративных людей в вашей завтрашней рубрике, — добавила первая леди, кивая Лизбет.

— Да, мадам, — невольно вырвалось у Лизбет, которая по-прежнему не сводила глаз с Уэса. Вот уже целое десятилетие он вращался среди самых могущественных политиков современности, но по-прежнему оставался новичком в том, что касалось умения скрывать свои эмоции. Ноздри гневно раздуваются… руки сжаты в кулаки… что бы он ни скрывал, оно грызло его изнутри, поедая заживо.

— Сюда, пожалуйста, сэр, — сказал один из двух агентов Секретной службы, взмахом руки указывая президенту и первой леди на дверь, которая вела на сцену. Подобно крысам, которых вела волшебная дудочка, председатель Фонда борьбы с фиброзно-кистозной дегенерацией, ее агент по связям с общественностью, менеджер по сбору средств, фотограф и все прочие шишки местного значения выстроились в очередь, образуя антураж, который моментально втянул в себя всех присутствовавших в фойе.

Когда за последним из них с грохотом захлопнулась дверь, воцарившаяся тишина показалась ошеломляющей. К удивлению Лизбет, Уэс оказался не единственным, кто решил остаться на месте. Рядом с ним стоял Дрейдель, и на лице его цвела теплая улыбка.

— Прошу… присаживайтесь, — предложил он, показывая на три пустых стула у покрытого скатертью стола, за которым происходила регистрация участников. Лизбет повиновалась, но показное радушие не обмануло ее. Страх часто скрывался под напускной любезностью. А если учесть, что будущий сенатор, идущий к своему избранию с целеустремленностью тяжелого танка, был явно взволнован, ее история, тянувшая прежде на «четыре с плюсом», похоже, годилась уже на «пять с минусом».