Сара Даймонд - Паутина

В миллионе световых лет от дома, который я никогда по-настоящему не ощущала домом, я испытала небывалый страх — словно абсолютно все связи с чем-то близким и привычным разом перерублены, и я брошена на произвол судьбы. Вместо новой яркой жизни, о которой я мечтала с самого детства, — океан серости, простирающийся во все стороны до самого горизонта. Закрыв глаза, я с дрожью параноика в мельчайших подробностях увидела маленькую безликую комнату, в которой жила; вспомнила, каково мне было там по вечерам, как малейший шум заставлял бешено колотиться сердце. Уж мне-то известно, каково быть одной в громадном мире, и чувствовать, как начинают коробиться мозги.

Но Карл никогда не понимал всего этого. Я это знала, но, как ни странно, именно потому и полюбила его.

На следующее утро я открыла глаза, когда часы на прикроватном столике показывали половину восьмого. Я слышала, как Карл моется под душем. Еще не совсем проснувшись, зевая и потягиваясь, я уже почувствовала: что-то не так. Несколько секунд спустя это чувство сфокусировалось до болевой точки — я вспомнила вечерний скандал с Карлом. Яснее ясного, что ссора не закончена. Перед сном мы обменялись нарочито вежливыми пожеланиями спокойной ночи, но заснуть мне удалось не скоро.

Есть что-то опасное в незаконченных с вечера и перетекающих на следующее утро спорах: всегда кажется, что мы понятия не имеем, когда этот спор закончится и закончится ли вообще. Я молилась, чтобы Карл так же сильно хотел помириться, как и я, и здорово волновалась, ожидая его появления из ванной. Карл вошел в спальню — и у меня отлегло от сердца. Лицо такое, будто спал он в эту ночь не лучше моего. «Давай забудем вчерашнее, — сказал он одними глазами. — Будем считать, что выпили лишку…»

— Я тут подумал… — произнес он, закончив одеваться. — Махнем-ка в следующее воскресенье в Поул, в Тауэр-парк, — я слышал, там отгрохали десятизальный кинотеатр. Посмотрим какой-нибудь фильм, а потом где-нибудь поужинаем. Даже если ты едешь в субботу в Тисфорд, одно другому не помешает.

— Отлично! Прекрасная мысль. — Встав с кровати, я поцеловала его с чувством облегчения и искренней благодарности. — Хоть в одном из десяти залов наверняка покажут что-то стоящее. Класс!

Бодрое настроение сохранилось и после отъезда Карла, весь мир будто расцвел; вчерашняя размолвка поначалу казалась мне более глубокой и серьезной, чем на первый взгляд, а на самом деле мои дурные предчувствия сбылись с точностью до наоборот. Даже работа над романом приняла осмысленность: теперь я не стану блуждать в лабиринте, а составлю четкое расписание необходимых действий и мероприятий. Днем заберу в фотоателье копию фотографии мисс Уотсон, а оригинал с благодарственной запиской отошлю владелице. Вернувшись, в деталях обдумаю телефонный разговор с Агнесс Ог. «Надо стиснуть зубы и набрать ее номер, — уговаривала я себя. — Иначе буду без конца откладывать, пока вообще не откажусь от этой идеи».

Я спустилась в кухню, поставила чайник и мельком глянула в окно. Вдруг что-то привлекло мое внимание. Я высунулась по пояс в окно. На садовой дорожке, примерно метрах в четырех от нашей задней двери, что-то лежало. Первой мыслью было, что какая-то вещь слетела с веревки для сушки белья, но когда глаза разобрались с тенями и световыми бликами, я разглядела влажный от росы мех и подумала, что это, наверное, мертвый лисенок. И только открыв дверь и сделав первый осторожный шаг через порог, поняла, что передо мной лежит Сокс.

Мне пришлось долго стучаться к соседке, дожидаясь, когда ее задняя дверь откроется. Взглянув на Лиз, я поняла, что подняла ее с постели. В пестрой ночной рубашке она казалась и меньше ростом, и моложе, и вообще другой: небрежный «хвостик» на затылке, лоснящееся со сна лицо, недоуменный взгляд прищуренных глаз. Кухня за ее спиной была оборудована по вкусам той Лиз, которую я знала, — неколебимого приверженца канонов Женского института. Эта Лиз выглядела странно на фоне полок с поваренными книгами, шкафчиков с баночками для специй — словом, тех мелочей, что и создают обычно впечатление крепкой домовитости.

— Анна? Что с вами, моя милая? Вы белее полотна.

Так и не придумав способа смягчить тяжесть новости, которую мне сейчас придется на нее обрушить, я сказала:

— Лиз, мне очень жаль… Ваш Сокс… Он мертв.

— Боже правый! — ахнула она, отшатнувшись. — Вы уверены?

Еще как уверена. Но я лишь молча кивнула.

— Он в моем саду. Я увидела его, как только открыла дверь.

Лиз бросилась по дорожке, соединяющей две половины сада. Я побежала следом.

— Где он? — вскрикнула она.

Отвечать мне не понадобилось. Подойдя к лежавшему на дорожке коту, Лиз наклонилась и положила руку на рыжую шкурку.

— Сокс? — Она потрепала его, словно хотела разбудить. — Сокс?..

— Лиз… — осторожно начала я, но она будто и не слышала.

Снова наступило молчание, с крыши вспорхнула стая птиц.

— Вы правы, — просипела Лиз, с трудом выпрямляясь. — Он… он мертв.

Лицо ее сморщилось, по щекам покатились слезы. Я пыталась утешать ее, но не знала, что может помочь в такой ситуации, тем более что и сама была в шоке.

— Лиз, успокойтесь, Лиз. — Я обняла ее за плечи. — Ну не надо, пойдемте ко мне, выпьем чаю.

Она была в таком состоянии, что я могла бы подвести ее к обрыву скалы — она и не заметила бы. Я за руку, как лунатика, привела ее на кухню и усадила за стол. Стоя у раковины спиной к ней, я думала, что она прекратила плакать, но, когда обернулась, увидела потоки молчаливых слез из-под опущенных век. В ночной рубашке она выглядела жалкой и несчастной, непохожей на прежнюю Лиз.

— Сокс был, конечно, уже совсем старый, — тихо сказала она, не замечая поставленной перед ней чашки. — Ему было почти тринадцать, а взяла я его семилетним из приюта для бездомных животных. Никто его не брал, вы только подумайте, какой стыд, все хотели котят. Бедный, бедный Сокс. — Она судорожно вздохнула. — Да, он был старым, но это все равно ужасно. Он выглядел вполне здоровым. За все годы, что он жил у меня, с ним не случалось ничего плохого, кроме разве той раны на глазу… да и она уже начала заживать.

Поднеся к губам чашку, Лиз сделала несколько глотков, а когда заговорила снова, в голосе уже зазвучали прежние, привычные для моего уха нотки.

— Ничего не поделаешь, когда-нибудь это должно было случиться. По крайней мере, он, похоже, не мучился. Вечером я его выпустила, как обычно, и у него, наверное, произошел разрыв сердца или что-то в этом роде…

Снова молчание. Я смотрела, как Лиз пьет чай. Утро, начавшееся так хорошо, теперь казалось мне зловещим сном, который в любую минуту может превратиться в кошмар.