Сантьяго Гамбоа - Самозванцы

— А что, черт возьми, вы хотите знать?

— Немногое, — сказал Чжэн. — Первое: почему ты оказался в этом сарае в маске и с пистолетом. Поскольку, полагаю, у тебя недостаточно смелости, чтобы действовать одному, второй вопрос напрашивается сам собой: на кого ты работаешь и кто были другие вооруженные люди? Для начала вполне достаточно.

Криспин, нервничая, проговорил:

— Да насрать я хотел на все.

Потом прикусил верхнюю губу.

— Видишь ли, Чжэн, ты знаешь: я человек подневольный. У меня серьезные долги. А тут пришел один мужик и предложил мне лакомый кусок за эту работу, у меня и выбора не оставалось.

Чжэн поднял подбородок, посмотрел испанцу в глаза. Вслед за этим он залепил ему оплеуху в левую щеку, такую смачную, что Суарес Сальседо закрыл лицо руками. Криспин едва не упал со стула, веревки удержали его.

— Козел! — крикнул испанец. — Если ты мне зуб сломаешь, я тебя убью! Черт, Чжэн, не усложняй мне жизнь. Это был тот мужик, о котором я тебе говорил. Тони, канадец.

Чжэн налил стакан воды, подошел к Криспину и плеснул в лицо. Тому, кажется, полегчало.

— Уже лучше, — одобрительно произнес Чжэн. — Это канадцы наняли тебя? Вооруженные люди — агенты методистской конгрегации?

Суарес Сальседо стоял за спиной у Криспина. Он был не согласен с методами Чжэна, но не делал ничего, чтобы удержать его. По правде говоря, эти методы приносили свои результаты.

— Послушай, — сказал наконец Криспин. — Я все рас скажу, если ты пообещаешь защитить меня. Эти мужики очень опасны.

— Сомневаюсь, что в твоем положении уместно выставлять требования, — ответил Чжэн. — Впрочем, говори, а там посмотрим.

Криспин сплюнул. На пол упало несколько сгустков крови, перемешанных со слюной. Потом он заговорил.

— Тони, канадец, — никакой не племянник преподобного. Насколько я понимаю, он приехал в Пекин, потому что его наняли, чтобы завладеть рукописью и отдать ее им, чтобы они себя поспокойней чувствовали. Но этот козел оказался более шустрым, чем от него ожидали, и, прежде чем приехать, он предложил ее каким-то китайцам из Нью-Йорка. Я точно не знаю, кто они такие. Слышал только, что это тайное общество, которое не хочет, чтобы рукопись всплыла, потому что иначе другая секта, которая хочет заполучить ее здесь, в Пекине, усилит свое могущество и переманит их приверженцев. Что-то вроде того. Тони должен был получить за рукопись пятьсот тысяч долларов. А мужиков с «Калашниковыми» Тони нанял здесь.

— А методисты, — спросил Чжэн, — что они думают по поводу всего этого?

— Они ничего не знают. Преподобный считает, что Тони работает на него, хотя тот его обманывает. Говорю тебе. Этот тип — он такой.

— А тебе, что он тебе предложил?

— Три тысячи долларов. Знаешь, я хотел заплатить долги и купить новый телевизор. Цветной, с дистанционным управлением. Я уже по горло сыт черно-белым дерьмом, которое у меня дома стоит.

Чжэн сжал руку в кулак и поднес его к лицу Криспина.

— И за это ты посчитал возможным взять в руки пистолет и угрожать нам?

— Черт, Чжэн, успокойся, я же не стрелял. Сам понимаешь — мужики, которым я должен бабки, шутить не любят. Они сказали, что ноги мне отрежут, если я до конца месяца не заплачу!

Чжэн пододвинул стул и сел. Суарес Сальседо подошел поближе и предложил всем закурить.

— Кажется, теперь все ясно, — проговорил Суарес Сальседо. — Что будем делать?

Чжэн погладил свою раненую руку. Потом встал, пошел в смежную комнату и только там ответил:

— Полагаю, что ничего. Согласно моим расчетам, четверо из наемников Тони отправились ко Всевышнему, а рукопись у вас. Моя миссия выполнена.

— Это точно, но я должен попросить вас еще об одной услуге, — сказал Суарес Сальседо. — Мне нужно еще один день пробыть в Пекине. Я полечу в Гонконг этой ночью, последним рейсом.

— И о какой же услуге?

— Не говорите Ословски, что рукопись уже у нас. Я сам скажу ему об этом, позже.

— Этот вопрос не входит в мою компетенцию, — ответил Чжэн. — Вам лучше знать, когда сообщить ему. Моя задача была привести вас к рукописи. Единственное, о чем вам следует помнить, — о том, что там, на крыше, остался французский священник.

— Мы не можем послать за его телом?

— Полагаю, можем.

Чжэн достал свой телефон и сказал что-то по-китайски. Потом повесил трубку и сказал:

— Все улажено. Я отдал приказ, чтобы его принесли, никому не говоря ни слова. Полагаю, он может остаться у нас до наступления ночи.

— Спасибо, — ответил Суарес Сальседо. — Я также вынужден попросить вас еще об одной маленькой услуге, но для этого нам нужно быть чрезвычайно осторожными. Пойдемте к окну, нас никто не должен услышать.

Мужчины, облокотившись о подоконник, несколько минут о чем-то переговаривались. Чжэн кивнул, потом они пожали друг другу руки. Сделав это, вернулись в зал. Нельсон Чоучэнь Оталора и Гисберт Клаус лежали на диване и, казалось, спали.

— Мы уже можем идти? — вдруг спросил Гисберт Клаус голосом, осипшим от усталости.

— Да, Чжэн нам поможет, — кивнул Суарес Сальседо. Вслед за этим он позвонил к себе в гостиницу и по просил соединить с его номером. Было семь утра.

— Алло?

Голос Омайры.

Это Серафин.

— Малыш, куда же ты пропал? Уже семь часов утра!

Суарес Сальседо попытался сложить в голове все заготовленные слова, потом он произнес:

— У меня к тебе просьба: сделай в точности то, что я тебе сейчас скажу. Не жди меня сейчас. Уходи и занимайся своими делами, но возвращайся в мой номер в пять часов вечера. Ровно в пять, а? Нам нужно поговорить.

— Ты пугаешь меня, Серафин, — сказала Омайра. — Я не хочу знать, во что ты ввязался, но скажи мне только, ты в порядке?

— Да. Пожалуйста, ровно в пять.

— Хорошо, хорошо. И ты мне ничего больше не скажешь?

— Скажу, — ответил он. — Я буду любить тебя всю жизнь.

Все четверо вышли на улицу и сели в черный автомобиль завода «Красное знамя». Утреннее движение было оживленным. Дымка придавала Пекину сказочный, нереальный облик, но на самом деле это они, тесно сгрудившиеся на сиденьях автомобиля, не вписывались в реальность. Чуть подальше, в парке, толпа совершала свои привычные утренние движения. Начался обычный день, такой же, как любой другой.

Подъехав к гостинице, я вспомнил диалог боксера из «Дикого быка», которого играл Роберт де Ниро. Он говорит своей подруге: «Поцелуй мои раны, так они заживут быстрее». Я много времени провел израненный, покрытый невидимыми трещинами, которые не кровоточили, но болели и вновь открывались со временем. Придет ли Омайра? Конечно, придет. Когда знаешь, что правильно, трудно этого не сделать. Это сказал Ословски.

Прежде чем подняться в свой номер, я зашел в торговый центр и отыскал там офис «Эйр Франс». Достав свои командировочные доллары, воспользовавшись кредитной карточкой, набрал необходимую сумму на билет Пекин — Париж в первом классе и, недолго поколебавшись, купил его на имя Омайры Тинахо. Положив билет в карман, я пошел в свой номер, чтобы ждать ее там. Пришел момент все поставить на карту. Можно сосуществовать с поражениями определенного рода, можно даже обрести легкое, декоративное счастье, но сначала надо сделать ставку. Я подумал о Коринн, о Лилиане. Подумал о трупе священника Жерара на крыше сарая и о его записях, хранившихся в кармане моего пиджака. Я подумал о Кастране, и о Мальро, и о себе самом, каким я был до того, как приехал в Пекин, но не нашел никакого отклика. Все эти имена были пустыми звуками. Наконец она пришла. Она очень нервничала. — Что означает вся эта таинственность, Серафим? — спросила она, бросаясь мне на шею.