Сантьяго Гамбоа - Самозванцы

— Платить будешь ты.

Нельсон подумал, что эта сцена может оказаться очень хорошим концом для книги, и поднялся, чтобы записать ее в том виде, в каком она пришла ему в голову: «С той минуты, как я увидел ее, я сказал себе: в конце концов Ирина будет играть со мной в шахматы». Это что-то напомнило ему, но фраза была хороша.

Сидя в салоне самолета «Катай Пасифик», на обратном пути я подумал о жизни, которая ожидала меня по возвращении в Париж, и тоскливое чувство потери овладело мной. Что происходило? Мудрый и брюзгливый карлик, который сидит внутри каждого человека, настойчиво шептал мне на ухо: «Она не приедет, не приедет», а я возражал: «Но ведь она сама сказала очень ясно: „Жди меня там, Серафин“. Это были ее слова». Но мой карлик снова скептически говорил: «Она не приедет, потому что если бы она решила изменить свою жизнь, то полетела бы с тобой и сидела бы сейчас здесь, а я бы не говорил тебе этого». Быть может, ты прав, жестокий карла, и поэтому я тебя ненавижу, ответил я ему и заказал бутылку джина, а также попросил газету и журнал, пожалуйста, побыстрее что-нибудь, что меня отвлечет, что уберет этого злобного уродца у меня из души.

Газета и бутылочка джина с тоником подоспели вовремя, поэтому я углубился в чтение, хотя мой интерес к новостям и был нулевым. Нулевым, пока на третьей странице я не наткнулся на нечто, отчего у меня виски пошло не в то горло, и я закашлялся. Это была короткая заметка в криминальном разделе.

«Перестрелка в аэропорту Пекина

Пекин. Напряженная перестрелка, в результате которой один человек был убит и трое ранены, имела место вчера в международном аэропорту в 18.30 по местному времени. Группа преступников, действовавших по приказу иностранной мафии, совершила вооруженное нападение на автомобиль, в котором находились трое пассажиров.

Немецкий профессор Гисберт Клаус, его шофер и его телохранитель, оба по национальности китайцы, были атакованы злоумышленниками, когда их автомобиль въехал на парковку аэропорта. Один из преступников был убит в перестрелке с телохранителем, другой ранен, а остальных трех арестовала полиция. Немецкий профессор и его шофер были доставлены в пекинскую больницу с ранениями, степень тяжести которых не уточняется. Позднее в международном секторе аэропорта был задержан канадский гражданин Энтони Вильмарс, которого преступники опознали как заказчика и вдохновителя нападения, предполагаемый агент мафиозной организации, действующей в Канаде и на севере Соединенных Штатов.

На данный момент мотивы произошедшего неизвестны. Как полиция, так и немецкое посольство в Пекине начали расследование».

Все это произошло незадолго до моего прибытия в аэропорт! Я не мог поверить в то, что Гисберт Клаус ранен. Учитывая, что в газете не сообщались имена раненых китайцев, — возможно, по соображениям секретности, — я подумал, что Чжэн мог быть одним из них. Но потом вспомнил, что Клауса должен был везти сотрудник Чжэна, и предположил, что с последним все в порядке.

Идея с тремя рукописями принадлежала Чоучэню Оталоре, и, как мне ни тяжело об этом говорить, я бы предпочел, чтобы такая идея исходила от меня. Именно благодаря ей мы смогли развязать этот узел. Но нужно сказать также, что окончательный выход нам подсказал Чжэн, предложив нам сделать копии у своего приятеля, антиквара с улицы Лиуличанг, — Чоучэнь говорил только о цветных ксерокопиях, — эксперта в области фальсификации подлинников, чья деятельность, по словам Чжэна, не всегда укладывалась в тесные рамки закона, что превращало его в идеального помощника для нас.

Антиквар, человек преклонных лет, который, улыбнувшись, показал всем присутствовавшим превосходную коллекцию гнилых зубов, выслушал задание с чрезвычайной серьезностью, поскольку был обязан нашему другу значительным количеством одолжений. Мы пришли в его мастерскую около восьми часов утра, а к четырем, работая с двумя помощниками, столь же умелыми, как и он, в искусстве каллиграфии, он вручил нам оригинал и две копии. Надо сказать, что они были столь совершенны, что только профессор Клаус, специалист и библиофил, мог распознать, где что. Я решил, что оригинал рукописи по праву нужно отдать новым ихэтуаням, его настоящим хозяевам, поэтому она отправилась в карман Нельсону Чоучэню Оталоре, которого мы посчитали их полноправным представителем. Нам с Клаусом достались подделки, выполненные антикваром, поскольку я был уверен, что то, что я вручу Пети в Гонконге, в конце концов будет спать сном праведным в каком-нибудь сейфе министерства иностранных дел Франции, пока лет через сто или двести кто-нибудь снова не найдет его снова, — эпоха, когда за давностью времени даже эта копия будет считаться оригиналом. Что касается Гисберта Клауса, поскольку речь здесь идет о, так сказать, более личном случае, ни он сам, ни кто-либо другой не был огорчен тем, что ему досталась фальшивка.

— Это прекрасная древность, — сказал антиквар. — Поздравляю вас, профессор.

— Ну, — уточнил профессор, — это фальшивая древность. Прекрасная, но фальшивая.

— Нет, профессор, это древность, — возразил старик. — Вам только нужно вооружиться терпением.

Омайра не прилетела ни следующим рейсом, ни другим, ни одним из тех рейсов, которые прибывали из Пекина или из Гаваны в течение ближайших трех месяцев, как и предсказывал мой брюзгливый карлик. Однако по возвращении я провел множество вечеров в кафе зала ожидания аэровокзала. Оттуда я смотрю на прибывающих пассажиров и, глотая чай, представляю Омайру Тинахо в синем платье, с чемоданом в руке, я вижу, как она машет мне рукой и говорит: «Я приехала издалека, Серафин, вот я, я ведь обещала тебе», — и представляю, как я в волнении встаю, иду обнять ее, и, когда я представляю все это, глаза мои наполняются слезами, как если б это случилось на самом деле, поэтому я вынужден опускать их, чтобы не показаться безумцем, — одинокий человек, который вечер за вечером возвращается в это местечко встречать кого-то, кто не приедет никогда, пассажира, который никогда не сядет на самолет.

Вот она, эта история о трех лицемерах-притворщиках. Что до меня, то вы уже знаете: я был вынужден покинуть сцену внезапно, на крыше сарая, а именно в момент бегства, когда Чжэн собирался перевести нас на другое здание. Две пули в плечо, которые разорвали мне легкие, помешали мне продолжать мой путь и некоторым образом позволили моему телу расслабиться. Я не могу объяснить, хотя и хотел бы, ни откуда я рассказываю все это, ни откуда знаю столько деталей. Скажу только одну простую вещь: я вижу. Некоторым образом я по-прежнему в укрытии, хотя мне уже нечего прятать. Я не на складе, а в местности, полной света и тишины. Эта история — все, что у меня есть, и теперь, когда я ее рассказал, я могу исчезнуть, соединившись с Ничто. В конце концов, я всего лишь летописец, солдат Господа, который немного сделал для Него и получил свою благодарность или думал, что получил. А теперь, удаляясь, я должен умолкнуть.