Донн Кортес - Ангел-истребитель

Сам Джек надел грязный оранжевый комбинезон, рабочие ботинки и бейсбольную кепку. С телефона Никки он позвонил по названному на сайте номеру и теперь знал, где стоит фургон: в северо-западном углу парковочной площадки у южного фасада основного здания.

Вот и он сам — припаркован между живой изгородью и другим таким же фургоном. Джек внимательно осмотрелся по сторонам; никого — ни под фургоном, ни в кабине. Как и предполагалось, задняя дверь заперта на хромированный кодовый замок. Под брюхом фургона имелась выдвижная лесенка, и Джек вытянул ее, прежде чем открыть замок.

Он потянул дверь вверх — и она с громким скрипом распахнулась. Джек мог видеть лишь половину внутреннего пространства: остальное скрывал синий брезентовый полог, разделивший чрево фургона ровно надвое.

Развернув свой мусорный бак, Джек принялся втаскивать его в фургон.

По шее струился пот. В любую секунду этот брезентовый полог могут разорвать летящие пули…

Он оказался наверху. Подкатил бак к борту фургона, вытащил пистолет из кармана комбинезона. Очень медленно протянул руку вперед и ухватился за край занавеса. Отвел в сторону.

К дальней стенке были привязаны два в точности таких же мусорных бака.

Джек приподнял крышку первого.

Штольцу приходилось читать о системах инфракрасного изображения и высокотехнологичных устройствах, которые позволяют видеть сквозь стены. Кто знает, какая техника имеется в распоряжении Следователя? Манекен, который он засунул в мусорные баки, оказался не очень гибким (колени вообще не сгибались), зато накидка с капюшоном, в которую Штольц одел его (сделана из двух электрических термоодеял), обеспечит нужный силуэт и тепловую картинку.

Конечно, теперь он чувствовал себя немного глупо. Если только бак, который Следователь только что поднял в фургон, не нагружен высокоточным оборудованием, все предосторожности совершенно напрасны…

Штольц приподнял крышку багажника машины, в котором прятался, и выбрался наружу. Он поставил ее прямо напротив фургона; лишь метр-другой отделял его от распахнутой дверцы. Штольц опустил на глаза защитные очки. Сжимая пистолет, он поднялся по лесенке.

— Ни с места, — предупредил Джек. Фигура внутри бака была в чем-то вроде плащ-палатки с капюшоном, и он не видел лица. — Подними руки, медленно.

Никакой реакции. Кто это? Дорожный Патруль? Или чье-то тело?

— Встать! — гаркнул Джек.

Фигура не шевельнулась, даже когда он сорвал с нее капюшон.

— Кукла, — прошептал Джек.

Он развернулся на пятках. Стоило Джеку миновать занавес, тот вновь упал, отрезав обзор. Он прицелился ровно по центру. Почувствовал, как качнулось дно фургона, принявшего на себя дополнительный вес.

Дорожный Патруль наставил оборудованный самодельным глушителем пистолет на брезентовый полог. Следователь должен стоять примерно здесь…

— Кхе-кхе.

Он опустил взгляд. Крышка мусорного бака, который вкатил Следователь, была приоткрыта, и в образовавшемся просвете виднелось дуло пистолета. За ним прятались в тени два очень голубых, очень холодных глаза.

— Что это еще за хрень? Картошка? — спросила Никки.

Дорогая Электра,

ты в жизни мне не поверишь. Сегодня я водила машину!

И прежде чем ты задашь вопрос, я отвечу: да, это дядя Рик разрешил мне. Когда погода не очень, он ездит не на мотоцикле, а на машине. Она у него старенькая и здорово помятая — двадцатилетняя «тойота», которая выглядит куском ржавого железа, но исправно возит его по городу. Сегодня мы с ним отправились куда глаза глядят, как он выражается, и он спросил, не возражаю ли я, чтобы съездить в Кловердейл, закупить всяких художественных принадлежностей. Ну, когда имеешь дело с дядей Риком, «художественные принадлежности» могут значить что угодно, от лосиного чучела до кривых зеркал, так что я, конечно же, согласилась.

Когда дядя заехал за мной, я сразу решила, что у него что-то стряслось. Выяснилось, что прошлым вечером он поссорился со своей девушкой… а я даже не подозревала, что она у него есть! Очевидно, какая-то официантка, с которой он встречается уже с месяц. Он сказал, спор начался из-за того, что он тратит на свое искусство слишком много денег. Я ему говорю: «Если она не понимает, насколько важно для тебя твое творчество, тогда она не имеет права быть с тобой рядом». Кажется, это немного его развеселило.

Покупка оказалась очень занятным делом: дядя Рик приехал забрать старое седло, которое заметил на блошином рынке. Мы доехали до старомодной фермы, стоявшей посреди ничего, и купили седло у деда, которому на вид было лет сто пятьдесят. У него были седые волосы торчком, словно у сумасшедшего ученого, и он повторял «Хвала Иисусу!» буквально через каждые три фразы. Дед вынес седло из амбара, который казался чуточку моложе его самого, на всей ферме я не видела никаких лошадей или коров, только несколько кур. Амбар был потрясный: весь такой серый, побитый дождями и ветрами, и солнце сияет сквозь миллиард дырок в стенах. Прямо как чердак дяди Рика.

Сначала я не могла взять в толк, зачем дяде Рику понадобилось седло. Выглядело оно реально потрепанным: кожа вся в трещинах да пятнах, а лука вообще сломана. Никаких шансов использовать его по назначению. Дядя Рик отдал деду полсотни долларов и засунул седло в багажник.

— Ты совсем притихла, — заметил он по дороге назад.

— Думаю про седло, — сказала я. — Кажется, я поняла.

— Просвети меня, — предложил дядя Рик. Любимое его выражение.

— Ну, сначала я решила, что оно — куча ненужного мусора. Старые вещи бывают порой классными, но седло не просто старое, оно сломано. Но потом я стала думать про амбар.

— Да? А что с ним такое? — Улыбка дяди Рика подсказала мне, что я на верном пути.

— Ну, амбар тоже развалюха. Едва стоит. Крыша наверняка протекает в сотнях мест.

— «Но»?

— Но амбар просто класс. Он мне правда понравился. И кажется, я сообразила почему.

— Не держи меня в таком напряжении.

— Дело в том, что он едва не падает… но все-таки стоит.

Улыбка дяди Рика сделалась шире. Эх.

— В точку! — сказал он.

— Знаешь, сарай прошел через такие испытания, но все-таки сумел выжить. Он все еще там, на прежнем месте. Как и этот старик, наверное.

— Совершенно верно. И вся их история — через что им довелось пройти — тоже осталась. Работа художника как раз и состоит в том, чтобы разглядеть ее и постараться высветить так, чтобы ее смогли увидеть все.

— Да ну? Я думала, что работа художника в том, чтобы «создать свой собственный язык и научить ему окружающих».

— Соплячка. Если уж ты цитируешь мне меня самого, постарайся обойтись без напыщенности.

— Иначе что?

— Иначе я не научу тебя водить машину.