Донн Кортес - Ангел-истребитель

— Код уничтожения — «Блофельд», — сказал он. — Конечно, ты мне не поверишь. И существует только один способ узнать наверняка, лгу я или нет.

— Честно говоря, способов даже два. Я могу рискнуть и попробовать ввести тот пароль, который ты назвал… или убедиться сначала в твоей искренности.

— Да, — сказал Штольц. — Я понимаю.

— Ну что ж, — хмыкнул Следователь, — вернемся к самому началу…

ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Джентльмены, у всех нас появился повод для праздника. Дело сделано.

ГУРМАН: Какие-нибудь проблемы возникали?

ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Они не стоят упоминания. Западня сработала четко. Он явился ровно в полдень и был мертв меньше минуты спустя. Выражение его лица, когда он открыл крышку бака и увидел меня внутри, я сохраню как бесценное воспоминание; жаль, что я не догадался захватить с собой видеокамеру и запечатлеть его.

ПАТРОН: Ты не сделал ни единого снимка?

ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Конечно же, у меня есть фотографии. Но только трупа. И, боюсь, вам придется немного подождать, прежде чем вы их увидите: мой сканер сейчас в починке.

ГУРМАН: Расскажи о Следователе.

ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Документов при нем не было, так что я едва ли смогу назвать его имя. Белый, костлявый, лет сорока с лишним. Шатен, в лице что-то лягушачье. Ничем не примечателен, откровенно говоря.

ПАТРОН: Досадно, что ты не имел возможности сделать с ним все то, что он творил с нами. Стая очень многое смогла бы узнать.

ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Боюсь, это было бы не совсем в моем стиле. Достойный противник заслуживал быстрой смерти.

ГУРМАН: Он нейтрализован. Только это имеет значение.

ПАТРОН: Справедливо. Стая одержала великолепную победу. Мои поздравления, Дорожный Патруль.

ГУРМАН: Да. Прекрасная работа.

ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Вовсе нет. Рад, что смог быть полезным.

ПАТРОН: Не сомневаюсь, что Джинн-Икс тоже будет рад поздравить тебя с этим достижением. Странно, что он еще не в Сети… Мне казалось, он не меньше остальных жаждет узнать новости.

ДОРОЖНЫЙ ПАТРУЛЬ: Да, немного странно. Возможно, он еще не вернулся с работы.

— Я же говорил тебе, что не лгу, — промычал Штольц. — Говорил же. Говорил.

«Рано или поздно это должно было случиться, — думал Джек. — Убийца безо всякой тяги к сопротивлению. Настолько напуганный, что немедленно готов выдать все, что знает».

Самое ужасное, что дела это не меняло.

Джек не мог верить его признаниям. И не важно, сколько Штольц упрашивал, хныкал и кричал: Джек был обязан убедиться. Хищники, подобные этому, были специалистами обмана, мастерами лжи, а их жизнь — а иногда и личность как таковая — хитроумно разработанной фальшивкой. Даже если такой хищник девять раз подряд говорит правду, нет никаких гарантий, что в десятый он не солжет. И если ему покажется, что Джек испытывает к нему жалость — даже на миг, — он не замедлит этим воспользоваться.

Тем не менее допрос не затянулся. Все убийства Штольца, кроме единственного, уже были достоянием общественности. По большому счету, он мог открыть Джеку только одно: чем именно ему насолили убитые. Печальный перечень мелких происшествий, начиная с обругавшего Штольца водителя и заканчивая кем-то, кто забыл включить сигнал поворота.

— А та проститутка, которую ты убил, чтобы пройти инициацию? — спросил Джек. — Как именно она нарушила правила движения?

— Ее мне жаль, так жаль… — всхлипнул Штольц. — Но это единственный способ. Только так я мог вступить в Стаю.

— Но зачем? Никто из них не убивал по той же причине, что и ты сам. Так с чего тебе хотеть стать членом Стаи?

Всхлипы Штольца постепенно затихли. Джек дал ему отдышаться.

— Когда ты был моложе, ты знал, что будешь делать в жизни? — выдавил Штольц.

Джек вспомнил, как впервые смастерил нечто, что готов был назвать произведением искусства.

— Да, — ответил он.

— Ну, а я не имел никакого представления. У меня не было конкретных планов или цели. Знаешь, ведь люди в большинстве своем — такие как я.

Джек молчал.

— Моя работа, моя жизнь… все это будто случилось со мной. И однажды я понял, что никому не нужен. Я незначителен. Все, что бы я ни делал, не имело значения. Мне никогда не совершить ничего выдающегося. Понять такое — смерти подобно.

— Значит, другие умерли вместо тебя?

— Все должно было быть иначе. Тот, первый, я просто хотел напугать его. Хорошенько поговорить с ним. Высказать все, что наболело. Но… он просто посмеялся надо мной.

— В общем, ты убил его. И из сострадания приколотил его собственные водительские права ему на лоб.

— Он не заслуживал этих прав! Как ты не понимаешь? Я должен был показать людям, почему этот человек расстался с жизнью. Надо было дать им понять. Иначе они посчитали бы меня обыкновенным преступником.

— Да уж, только не это. Ты ведь такой особенный, правда?

Штольц поднял взгляд. Впервые в его голосе прозвучало что-то кроме страха.

— Я никогда не был кем-то особенным, — с горечью сказал он. — Очередное лицо в толпе. Но когда я начал свою работу, все изменилось. Я добился перемен. Я сделал мир лучше.

— А остальные члены Стаи? Они что — тоже делают мир лучше?

— Они… они мои друзья. У меня ведь немного друзей.

— И ты закрываешь глаза на то, что все они — убийцы?

— Дружба — это договор, — упрямо сказал Штольц. — Ты соглашаешься не замечать чужих недостатков, а в ответ не замечают твоих собственных. Друзья не осуждают друг друга.

— Нет, только чужаков, чтобы затем убить их. Неужели ты и вправду воображаешь, что все зло на дорогах — от тех шестерых водителей, что их смерть хоть что-то изменила?

— Так и есть. Не потому, что они больше не сядут за руль, но потому, что все остальные знают почему. Люди стали вести себя иначе.

— Да, — тихо сказал Джек. — Это верно. Но ты не достиг цели. Ты не вернул людям вежливость, ты просто вселил в них страх. А в этом нет ничего хорошего, это ничему никого не учит.

Джек подался вперед с напряжением в лице.

— А знаешь, кого ты напугал больше всех? Семьи своих жертв. Невинных людей. Разве дети должны страдать из-за того, что их отец груб на дороге? Или жена?

— Я не… не хотел…

— Тебя не заботила судьба осиротевших. Тех, кто выжил. Но она заботит меня.

В руке Джека появилась узкая полоска стали. Автомобильная антенна.

— Обычно осиротевшие проходят через три стадии боли, — сказал Джек. — Первая стадия называется потрясение.

Он хлестнул антенной по лицу Штольца. Тот вскрикнул.

— На этой стадии человек переживает шок. Он с трудом концентрирует внимание, чувствует отчуждение от собственных эмоций. Он может испытывать отчаяние и ужас или спрятаться от случившегося, не верить своим глазам.

Джек нанес новый удар, размахнувшись слева. Антенна прочертила кровавую полосу на лбу Штольца.