Кит Маккарти - Тихий сон смерти

– Если вы не считаете возможным сотрудничать с нами, нам ничто не мешает обратиться к старшему инспектору Ламберту.

Айзенменгер даже растерялся, видя, что разговор принимает слишком серьезный оборот. Он также видел, что слова Елены произвели серьезное впечатление и на Беверли. Доктор посмотрел на Уортон, потом снова перевел взгляд на Елену – такого выражения на ее лице ему еще не доводилось наблюдать.

– И знаете, что особенно любопытно? – Елена не скрывала своего превосходства. – Час назад я позвонила к вам в участок, так вот, ваши коллеги пребывают в полной уверенности, что вы больны.

В баре пахло сыростью. Запах не был неприятным, он лишь напоминал о том, что они находились в подвале, но Беверли Уортон в этот момент показалось, что откуда-то повеяло гнилью. Лицо ее вдруг стало суровым, вокруг глаз обозначились темные круги, а во взгляде появился какой-то особенный, недобрый блеск. Уортон и Елена не мигая смотрели друг на друга, и этот момент показался доктору длиной в целую вечность, несмотря на то что он был равен одному сердечному удару.

Наконец Беверли кивнула, и Айзенменгер расценил это как знак согласия. Уортон пригубила вина, медленно поставила бокал на стол и пробормотала:

– Поздравляю.

Елена, слегка расслабившись, проговорила усталым голосом:

– Значит, можно приступать к делу? Я больше не могу здесь находиться, вам наше общество, я вижу, тоже не слишком приятно, но Джон убедил меня, что вы нам нужны, и, по-видимому, мы нужны вам.

Не дожидаясь ответа Уортон, Айзенменгер задал первый вопрос:

– Насколько официальный характер носит ваше участие в этом деле?

– Нисколько, – выдохнула Уортон. – Ни в малейшей степени. Это мое дело, мое и только мое, во всяком случае пока.

– Могу я спросить почему?

Она передернула плечами:

– Хартман рассказал мне, что с ним произошло, и я чувствую, что все нити тянутся в «Пел-Эбштейн». Но в остальном вы правы, – я больше не знаю ничего, все остальное – лишь догадки и предположения. А без конкретных фактов меня никто не станет слушать. Узнай мое руководство, чем я занимаюсь, меня мигом уволят со службы.

Беверли бросила взгляд в сторону Елены, на которую ее слова не произвели особого впечатления. Айзенменгера тоже не покидало ощущение, что Беверли рассказала далеко не все, что знала. В ее словах нельзя было не заметить некоторых противоречий, но доктор решил пока не придавать этому значения.

– И вы надеетесь получить эти сведения от нас? А что мы получим взамен?

– Помощь.

– Вы еще не вышли на след Карлоса?

Беверли понимающе улыбнулась:

– Пока нет. И Штейна я не нашла тоже, если вы собираетесь спросить о нем.

Это имя и Айзенменгер, и Елена слышали впервые. Глядя на их озадаченные лица, Уортон пожалела, что произнесла его.

– Значит, этого вы не знаете, – заметила она.

Спеша опередить Елену, Айзенменгер ответил:

– Полагаю, что-то знаете вы, что-то мы. Теперь вы сами видите: мы нужны друг другу.

Глядя на Беверли, можно было подумать, что она собирается возразить, но она воздержалась от ответа. Айзенменгер посмотрел сперва на Уортон, потом на Елену и вопросительно поднял брови. Елена пожала плечами, как бы говоря: «Думаю, иного выхода у нас нет».

Беверли молчала целую вечность, но в конце концов, скривив губы, произнесла:

– Что ж, вы меня убедили, по рукам. Думаю, мы договорились.

Рук друг другу они не пожали.

Масштабы дела, за которое они взялись, поразили и Елену с Айзенменгером, и Уортон. Когда они, словно мозаику, сложили вместе факты, известные адвокату и доктору, с информацией, которую удалось раздобыть Беверли, открывшаяся их взору картина не могла не шокировать. Дело оказалось куда более опасным, нежели они представляли до сегодняшнего вечера. Полутемный бар казался им теперь единственным тихим и спокойным местом, мир же за его пределами – страшным и беспощадным.

Узнав о смерти Джастин Нильсен и исчезновении Жан-Жака Ренвьера, Елена испытала не просто шок – ее чуть не вытошнило от отвращения. Айзенменгер же принялся ломать голову, просчитывая возможные варианты, связи, вероятности и невероятности, а также размышляя, к чему все это может в итоге привести. И чем яснее виделась ему общая картина, тем большее потрясение он испытывал. Словно раньше он мог видеть лишь набросок, чертеж, который теперь стал полномасштабной скульптурой. И очертания этой скульптуры подтвердили самые худшие опасения доктора. Возбуждение, которое поначалу испытала Беверли, теперь сменилось чувством неуверенности. Инстинкт ищейки ее не обманул – это было грандиозное дело, но сейчас она, как никогда прежде, понимала, что тайные силы, с которыми они вступили в борьбу, поистине всемогущи.

Когда Беверли сообщила, что смерти двоих сотрудников, переживших пожар в лаборатории, произошли с разницей в несколько дней, за столиком воцарилась гнетущая тишина. Наконец Айзенменгер произнес:

– Мистер Розенталь хорошо знает свое дело.

– Розенталь, Ританд, или как его там еще, прошел подготовку в спецслужбах. Им же он обязан и собственной смертью, зафиксированной в официальных документах.

– Идеальное прикрытие: умер – и все, не существует.

– Но зачем, почему? Я не понимаю, почему все эти люди должны были умереть! – с болью в голосе проговорила Елена, на что Беверли ответила:

– В данный момент меня больше всего занимает не это. И меня, и вас, адвокат, и вас, доктор, – Уортон посмотрела сперва на Елену, потом на Айзенменгера, – должно беспокоить совсем другое. Наши имена известны Розен-талю, и он, скорее всего, уже решил, как ему распорядиться этой информацией. Для него не составит труда разделаться с двумя любителями частного сыска и одним не в меру зарвавшимся полицейским.

– Ну спасибо, – буркнул Айзенменгер, а про себя подумал: «Она совершенно права».

Тем не менее он не был уверен, что до Елены дошел смысл сказанного Уортон, поскольку она откликнулась на ее слова следующей тирадой:

– У нас на руках нет ничего такого, с чем можно официально обратиться в полицию. Нужно найти Карлоса – вот единственный и неповторимый свидетель.

С плохо скрываемым презрением Беверли улыбнулась:

– Благодарю за совет, Елена!

Неожиданно между ними вновь возникла напряженность. Айзенменгер, уже в который раз за вечер, поспешил снять ее очередным вопросом:

– Сколько времени может уйти на поиски?

Доктору ответила уже не та Беверли, которая только что саркастически улыбалась его спутнице, и эта разница показалась Елене чересчур демонстративной.

– Как сказать, может, несколько часов, а может, и несколько дней, даже неделю. Случается, что нам так и не удается найти разыскиваемого.

– Прекрасно! – Каждая из девяти букв этого слова в устах Елены буквально сочилась сарказмом.