Скотт Фрост - Дневник Габриеля

— Обычно бомбы закладывают в общественных местах: на вокзалах, в ресторанах и т. д.

— А что, если взрыв у Суини это всего лишь попытка замаскировать нечто другое?

— Что?

— То, что еще не произошло.

— Еще одно убийство?

— Нет, террористический акт.

— Не уверен, что я вас понимаю.

— Хоть тут мы похожи, — усмехнулся Фоули.

— Мы имеем два убийства без видимых причин и редкое взрывчатое вещество, которое используется только с одной целью — заложить бомбу в местах, где ее невозможно обнаружить.

— Каких местах? — спросил Фоули.

— Общественных. А какое сегодня число?

— Тридцатое.

— Новый год через два дня.

Я увидела, как в глазах Гаррисона мелькнула искорка понимания.

— Господи, — простонал он. — Парад роз.

Я кивнула:

— Именно.

— Что значит «именно»? — взвыл Фоули.

— Взрыв бунгало и даже убийство Финли — это всего лишь попытка замести следы? — спросил Гаррисон.

— Ну, вполне логичный вывод.

— Но доказать мы ничего не можем, — заметил Гаррисон. — Не было ни угроз, ни предупреждений. Иначе наш отдел бы знал о предстоящем взрыве, мы постоянно получаем подобные предупреждения.

— А когда террористы действуют без предупреждения?

Гаррисону даже не пришлось раздумывать над ответом. Он был настолько очевиден, несмотря на то что теория ничем не подтверждалась, кроме наших догадок.

— Когда взрывное устройство предназначено, чтобы убивать.

— Взрывное устройство? — переспросил Фоули. — Ты хочешь сказать, что парень, съездивший по башке этому мексиканцу, собирается подложить бомбу во время Парада роз.

Я повернулась к Фоули. Мне не хотелось, чтобы эта новость разлетелась по городу и ситуация вышла из-под контроля, пока в моем распоряжении не окажется нечто большее, чем просто догадки. У нас есть еще четыре дня. Когда наступит время «Ч», мы в критический момент сможем послать сигнал об опасности, но пока что надо все делать тихо.

— Я всего лишь размышляю вслух. Больше никто не должен об этом знать. Пока что.

— Ясен пень, — проворчал Фоули, расстроившись из-за того, что мы не хотим делиться с ним секретами.

— Выясните все о передвижениях убитого, и тогда, возможно, нам будет о чем поговорить, — велела я. — Не хочу трезвонить по углам, что какой-то маньяк собирается взорвать Парад роз, если окажется, что этот парень пересек границу только для того, чтобы свозить детишек в Диснейленд.

Фоули кивнул, всем своим видом говоря, что он очень недоволен, но в точности выполнит мои инструкции. Налицо еще один «плюс» того, что я женщина и руковожу мужчинами, они часто ведут себя так, словно оказывают мне одолжение.

— Как вам известно, мексиканцы крайне неохотно сотрудничают. Было бы легче, если бы я хотя бы знал, что, черт побери, искать, уж не говоря обо всем остальном, — сказал Фоули.

— Если он ввез взрывчатку в страну, то ему заплатили кучу бабок. И если мы это выясним, то, возможно, нападем на след преступника.

— И?

— Еще необходимо узнать, был ли у убитого доступ к взрывчатым веществам.

— Но он же военный, какой еще доступ вам нужен?

— Нет, речь идет об особом веществе.

— Насколько особом?

— Официально его не существует, и это ваш самый ужасный ночной кошмар, — сказала я, поглядывая на Гаррисона, чтобы понять, уверен ли он в этой информации.

— Вы уверены?

— Это взрывчатка из Израиля, — без колебаний ответил Гаррисон.

— В Мексике? — удивленно спросил Фоули. Он несколько секунд переваривал информацию, а потом кивнул: — Понял, лейтенант.

Когда мы поехали вверх по склону, Гаррисон молча посмотрел вниз, на пруд. Его теория только что раздвинула рамки расследования, включив в дело еще и убийство майора мексиканской армии, и если он прав, то, возможно, нас ждет террористический акт во время одного из самых любимых новогодних зрелищ, которое вживую покажут по всему миру. Умозаключения Гаррисона только что рухнули всей тяжестью на его плечи и уже начали заползать в морщинки вокруг глаз по мере того, как взгляд становился все более напряженным.

Мы притормозили на вершине оврага, и я посмотрела вниз и увидела ярко-красный свитер майора-мексиканца, тело которого вытаскивали на берег. Он так выделялся на фоне окружающей растительности, что казался одиноким кленовым листиком посреди бесконечно-зеленого леса.

— Господи, — вздохнул Гаррисон. — Надеюсь, мы ошибаемся.

Я заглушила мотор и откинулась на сиденье.

— А почему взрыв должен прогреметь именно на параде? Можно было бы и во время игры.

— Игры? — переспросил Гаррисон, не понимая о чем я.

— Ну, матч Розовой Чаши. [11] Ежегодный матч двух лучших спортивных команд студенческого футбола, приурочен к Параду роз. На одном стадионе соберется сто тысяч зрителей.

— Ax, вы об этой игре.

— Ты не особо интересуешься футболом.

Он покачал головой.

— По большей части я никудышный мужик, — сказал он с каменным лицом без тени улыбки.

— А по какой части ты хоть куда? — поинтересовалась я.

— Не думаю, что я достаточно хорошо вас знаю, чтобы говорить об этом.

Гаррисон повернулся и посмотрел в окно, в уголках его идеальных губ мелькнула загадочная улыбка, понятная только ему самому, словно он вспомнил что-то приятное.

Мои мысли тем временем были заняты бомбой. Я схватилась за руль обеими руками и сжала его так, словно это был поручень в кабине американских горок.

— На стадионе легче обеспечить безопасность, чем по всему пути следования парада. Но если я ошибаюсь, то мы не сможем гарантировать соответствующую защиту обоих объектов.

Улыбка стерлась с лица Гаррисона. Он посмотрел на свои руки, лежащие на коленях, словно задавал себе вопрос: смогут ли они? Я не могла отделаться от мысли, держали ли эти руки его умирающую жену. Считал ли он и их никудышными из-за того, что они не смогли спасти любимую? Не потому ли пошел работать в отдел по обезвреживанию бомб, что хотел снова и снова проверять свои руки, которые одним неловким движением могли лишить его жизни?

Гаррисон оторвал взгляд от рук и уставился прямо перед собой.

— Все даже сложнее, — пробормотал он.

Я повернулась и подождала, когда он закончит мысль.

— Невозможно обеспечить безопасность ни парада, ни матча, когда речь идет о бомбе. В этом вся загвоздка.

Мы несколько минут сидели молча, пока реальность, с которой пришлось столкнуться, обволакивала нас покрывалом ужаса.

— Тогда нужно подойти с другой стороны.

— Какой?

— Спроси лучше «почему», — тихо поправила его я. — Это ключ. Мы поймем почему, в противном случае наши шансы равны нулю.

Гаррисон тут же подхватил мою мысль:

— Какую битву он ведет?

— Или чью? Личную или политическую?