Пол Сассман - Пол Сассман Исчезнувший оазис

Энглтон сидел за рабочим столом. Дверь кабинета была заперта, жалюзи — закрыты. Он вставил иглу в инсулиновый инжектор, задрал рубашку и ухватил валик бледной кожи на животе.

С тех пор как он ходил в школу городка Брэнтли, что в Алабаме, многое переменилось. В шестидесятых лечение диабета не обходилось без пузырьков, автоклава и иголки длиной в палец. С годами они превратились в аккуратные запечатанные тюбики и инжекторы, похожие на авторучки, однако Энглтону по-прежнему четырежды в день приходилось впрыскивать себе инсулин. В школе его дразнили подушкой для булавок. Даже спустя сорок лет он ненавидел эту процедуру.

Он стиснул зубы и, напевая первые строчки песенки «Твое лукавое сердце» Хэнка Вильямса, ударил себя инжектором в живот. Игла пронзила кожу. Сай подождал, пока спасительная доза инсулина полностью впрыснется в жировую клетчатку, и со вздохом облегчения вернул инжектор в чехол. Энглтон поднялся, застегнул рубашку и, тяжело ступая, вперевалку направился к окну — открыть жалюзи. В тесный и неуютный кабинет хлынуло солнце. Мебель — стол, стул, диван и стеллаж — далеко не радовала взгляд: что поделаешь, казенная обстановка. В «Каире-1» кабинеты просторнее и оборудованы прилично, но Энглтона откомандировали сюда, в отдел связей с общественностью. «Зато поспокойнее и вопросов меньше, — говорил он себе. — Будем надеяться, это ненадолго. Как только узнаю, что не так с „Пожаром в пустыне“, соберу вещички и первым же рейсом — домой».

За окном по посольскому корту метались теннисисты, оглашая округу глухими ударами мяча. Энглтон рассеянно понаблюдал за ними, краем сознания попытался представить, каково это — так легко двигаться, после чего вернулся к себе за стол и достал папку, с которой работал до того, как прервался на инъекцию. Обложку папки пересекал красный гриф «Секретно». Ниже стояло имя: «Александра Хэннен». Сай открыл папку и принялся читать.

Чтобы получить разрешение на похороны, нужно было заполнить кучу бумаг. Бюрократия — она и в Африке бюрократия. Только к вечеру Фрея освободилась и вышла из больницы. Солнечный свет смягчился, окутал город золотистой, медовой дымкой. Правда, прохладнее от этого не стало.

— Я везти вас домой доктор Алекс, — сказал Захир, пока они садились в машину.

— Спасибо, — ответила Фрея.

Больше они не вымолвили ни слова.

Ехать предстояло на северо-запад по основной трассе, проходящей через оазис. По обе стороны тянулись поля кукурузы и сахарного тростника, мелькали оросительные каналы, оливковые рощи, пальмы и, как показалось Фрее, тутовые деревья. Она не особенно приглядывалась, потрясенная зрелищем в морге.

Через двадцать минут машина съехала на боковую дорогу, которая вела в поселок Каламун, если верить двуязычной надписи на указателе. В поселке обнаружились мечеть, кладбище, несколько пыльных лавок с фруктами и овощами и, уж совсем неожиданно, магазинчик под вывеской «Кодак». На рекламном щите красовалась надпись «Быстро праявка».

За сельской окраиной их ждал еще один поворот, теперь уже на проселочную, замусоренную и изрытую колеями дорогу. Фрея вцепилась в дверную ручку (машину подбрасывало на ухабах), рассеянно наблюдая, как зелень возделанной земли отступает перед пустыней, как сочно-зеленые тона растворяются в обжигающе-оранжевом и багрово-красном. Дорога петляла среди каменистых проплешин и песчаных дюн, пока не взобралась на низкую каменистую гряду, за которой вдруг открывалась пустыня. Фрея подалась вперед: боль утраты на миг стихла, таким захватывающим было зрелище — бескрайний океан песка, застывший в вечном движении. Волны барханов зарождались на нем мягкими наплывами, но у горизонта вздымались грозными валами, показывая острые гребни. В долине между краем пустыни и каменным выступом, откуда смотрела Фрея, маленький оазис с финиковой рощей и несколькими полями ярким пятном выделялся на фоне бесплодных пустошей.

— Дом доктор Алекс, — произнес Захир, сбавляя газ и указывая на белое пятнышко вдалеке, у зеленой опушки.

Фрея не смогла сдержать улыбки: очень уж дом подходил сестре. Наверное, она провела в нем счастливые годы.

— Красивый.

Захир хмыкнул, завел мотор и съехал с пригорка вниз, в долину. Они миновали внешние свежевспаханные поля, где по шоколадной земле вышагивали белые цапли, и очутились в оазисе. Теперь, когда до дома осталось немного, Фрея с интересом разглядывала окрестности, пока машина тряслась по песчаной колее. Со всех сторон дорогу обступили деревья, и солнце, просвечивая сквозь сплетения ветвей, расчерчивало землю паутинным узором из света и тени.

Вот позади остались плетеный загон для скота, стог сахарного тростника, прямоугольное гумно… В следующий миг из-за угла показалась груженная хворостом по-возка, запряженная ослом, и Захир, пропуская ее, съехал на обочину. Телегой правил смуглый жилистый старик в соломенной шляпе. Поравнявшись с машиной, он ухмыльнулся во весь беззубый рот, чуть не выронив сигарету.

— Это Махмуд Гаруб, — произнес Захир, как только телега скрылась из виду. — Плохой человек. Не говори с ним.

Он покосился на Фрею — очевидно, убедиться, что та вняла предупреждению, потом снова вырулил на дорогу и понесся вперед. Подлесок постепенно редел. Наконец машина подкатила к зарослям жакаранд, усыпанных сиреневыми цветами. На дальней опушке стоял дом Алекс — одноэтажный, белый, со спутниковой «тарелкой» на крыше и кустом бугенвиллеи у парадной двери. Захир притормозил, выбрался из машины и направился к порогу с сумкой Фреи в руках.

— Ты точно не ночевать в гостинице? — спросил он, отпирая дверь ключом, извлеченным из складок джеллабы. — У мой брата хороший гостиница в Мут.

Фрея поблагодарила его и добавила, что ей и здесь будет неплохо.

Захир пожал плечами, распахнул дверь и уронил сумку на пол.

— Прислуга носит еду, — сказал он. — Разогреть на плитке очень легко.

Он вручил Фрее ключи и продиктовал номер своего мобильного, который она тут же внесла в записную книжку.

— Не ходи роща без туфли, — предупредил Захир. — Много змей. И не говори Махмуд Гаруб. Очень плохой человек. Я приеду завтра в семь и половина, отвезу тебя к доктор Алекс на…

Он замолчал, как будто не хотел договаривать.

— На похороны, — продолжила Фрея. — Спасибо.

Они постояли молча. Захир переминался с ноги на ногу, словно собирался с духом для каких-то слов. Фрее хотелось побыть одной. Захир, видимо, проникся ее состоянием, кивнул и укатил к себе домой.

Едва «тойота» скрылась из виду, Фрея зашла в дом и закрыла дверь. Рев мотора постепенно затих, осталось только далекое пыхтение водяного насоса, на которое время от времени накладывался тихий шелест и скрип пальмовых ветвей.