Пол Сассман - Пол Сассман Исчезнувший оазис

— Представь нас, пожалуйста, — потребовал Фадави у Броди.

— Даже не думай, Хассан! — отрезал Флин. Такой поворот событий его явно не веселил.

— Фрея. Меня зовут Фрея Хэннен.

Фадави улыбнулся и одновременно слегка нахмурился.

— Случайно, не…

— Ее сестра, — оборвал его Флин с каменным лицом. — Ты не слышал — Алекс умерла.

Фадави все еще улыбался, но морщины у него на лбу стали глубже, словно половины его лица выражали разные, противоречивые чувства.

— Какое несчастье! — пробормотал он, переводя взгляд с Фреи на Флина и обратно. — Ваша сестра была женщиной замечательной.

Фадави отмахнулся от комара, который звенел у него над головой. Его глаза, улыбка на миг застыли, как у актера, который запутался в монологе, — но это было мимолетное замешательство, потому что почти сразу же он просиял, а от морщин на лбу не осталось следа.

— Да-да, совершенно замечательной. И красивой к тому же. Хотя, должен заметить, сестра ее превзошла. Фрея, я правильно расслышал?

— Даже не думай, — повторил Флин угрожающим басом.

Фадави пропустил его слова мимо ушей и сосредоточил все внимание на девушке.

— Как жаль, что нам выпало встретиться в столь неподходящих обстоятельствах, — произнес он, после чего еще раз отогнал комара и пригладил волосы. — Знай я заранее о вашем приезде, успел бы хоть отчасти привести себя в порядок. Как видите, мой костюм оставляет желать лучшего. Вы позволите? — Он шагнул вперед и поцеловал Фрее кончики пальцев. — Божественно, просто божественно.

— Хассан, прекрати!

Флин оттолкнул египтянина и взял Фрею за руку.

— Идем, мы сделали все, что смогли.

Он попытался отвести ее к джипу, но не тут-то было: Фрея вырвалась из его хватки.

— Прошу вас, — умоляюще повторила она. — Я не представляю, через что вы прошли за эти три года… Мы, конечно, не вправе просить, но я все равно попрошу. Помогите нам. Расскажите про оазис. Пожалуйста.

Фадави, казалось, слушал ее в полуха — он неотрывно глазел на ее грудь, которую тесный жакет и блузка только подчеркивали. На обтягивающей ткани прорисовывались очертания сосков.

— Великолепно, — произнес египтянин, скользя глазами ниже и тотчас поднимая их к ее светлым волосам. — Уже и не вспомню, когда в последний раз оказывался в компании столь привлекательной молодой особы. Больше всего мне не хватало этого в Туре — ну, знаете, прелестей женского общества: щебета, смеха, красоты. Я обожаю красавиц. А в тюрьме меня радовала только одна открытка с обнаженной танцовщицей из гробницы Нахт, которая, могу заверить, даже не суррогат.

Он лукаво покосился на Флина — словно охотник, загоняющий зверя в капкан, уже зная о его предстоящих мучениях.

— Да-да, столько лет прошло с тех пор, как женщины передо мной раздевались, — прибавил Фадави и облизнулся, алчно раздувая ноздри. — Все эти ножки-грудки, Укромные ме…

— Прекрати! — рявкнул Флин. — Слышишь? Прекрати сейчас же! Я знаю, что у тебя на уме, и мы не собираемся стоять здесь и слушать…

— Она тебе нравится, правда? — вкрадчиво вставил Фадави.

— Что?

— Она тебе нравится. — Теперь он вовсю ухмылялся, уже с очевидной издевкой. — Даже очень.

— Понятия не имею, о чем ты.

— Она тебе симпатична, тебя к ней влечет, ты ее…

— Пойдем отсюда.

Флин грубо схватил Фрею за руку, подтолкнул в сторону джипа. Не успели они сделать несколько шагов, как Фадави их окликнул:

— Я расскажу то, что вы хотите знать. Об оазисе. О моей находке. Я все расскажу.

Флин замер на месте и обернулся, не отпуская девушку.

— Где он, как он — все, что пожелаете услышать, — произнес египтянин. — Только… — он замолчал, злорадно ухмыляясь, и захлопнул капкан, — я хочу увидеть ее обнаженной.

Флин выпучил глаза от ярости и отвращения. Он только собрался исторгнуть обличительную тираду, но в этот миг Фрея вырвалась из его хватки.

— Идет.

Флин оторопело воззрился на нее.

— Черта с два!

— Где — здесь или в доме? — спросила она, обращаясь к Фадави.

— Фрея, если вы думаете, что я позволю…

— Так здесь или в доме? — повторила она вопрос.

Флин снова поймал ее за руку.

— Ты никуда не…

__ Не смей мне указывать, что делать и чего не делать! — обрушилась она на Флина. — Понятно? Тебя это не касается!

— Еще как касается! Если б не я, ты бы в жизни не узнала ни о каком оазисе! И я не позволю тебе продаваться какому-то старому извращенцу ради нашей с Молли…

— Ты тут ни при чем. Ни ты, ни Молли, ни оазис! — выкрикнула Фрея. — Я это делаю ради Алекс. Ради сестры — своей убитой сестры. Потому что она хотела бы это знать…

— Если ты думаешь…

— Что я думаю — не твое дело! Это касается только нас с Алекс, и точка!

— Ради Бога, Фрея! Алекс не захотела бы…

— И точка! — прокричала Фрея. Она повернулась к Фадави, смахивая волосок с глаза. — Ну так где?

Египтянин наблюдал за перепалкой, откровенно радуясь метаниям Флина.

— Пожалуй, в доме, — ответил Фадави, давясь от смеха. — Да, там определенно будет лучше. В стороне от любопытных глаз. Пройдем? — Он протянул руку к парадной двери.

— Я не позволю! — крикнул Флин.

Фрея, словно не замечая Броди, кивнула Фадави и направилась к порогу.

— Не позволю, слышишь? — повторил Флин, тыча в нее пальцем. — Слышишь? К черту самолет, к черту оазис! Я этого не допущу!

Фадави открыл перед Фреей дверь и провел девушку внутрь.

— Мы ненадолго отлучимся… — Он повернулся к Флину с победоносной ухмылкой. — А ты пока погуляй посаду. Не стесняйся, угостись бананчиком. Только из уважения к нашим сугубо личным делам держись подальше от окон.

Египтянин заглянул Броди в глаза, упиваясь бессильной яростью англичанина, подмигнул, весело помахал на прощание и захлопнул за собой дверь.

Убивать людей стало не так весело, как раньше. К такому выводу пришли близнецы, в ожидании следующего поручения гоняя шары на бильярдном столе Гиргиса. Даже пытки не приносили былой радости. Как чемпионы, которые выиграли все существующие турниры, завоевали все кубки, братья утолили жажду славы, и теперь им все наскучило.

Когда-то было иначе. Когда-то они гордились работой, считали себя мастерами, профессионалами своего дела. Как плотник находит радость в идеально сработанной ножке стула, а стеклодув — в прекрасной вазе, так и близнецы радовались хорошо выполненному заданию, находили в нем неподдельный кайф. Взять хотя бы обколовшегося наркодилера, которого они заставили съесть свой собственный глаз, или журналиста из «Аль-Ахрама», скормленного белым медведям в зоопарке Гизы, или четыре задания в Александрии, выполненные в течение одного дня, после чего они вернулись домой и успели приготовить обед своей матушке, — вот что давало им настоящее удовлетворение.