Деон Мейер - Тринадцать часов

— Заткнись на хрен, сука! — прошипел он. — Ты пойдешь со мной! — Дико вращая глазами, он оглянулся на дверь.

Рейчел собрала последние силы, согнула в колене правую ногу — изуродованную — и что было сил лягнула его между ног.

— Вот тебе! — закричала она в отчаянии.

Человек в форме что-то прокричал и упал на нее. Послышался грохот — кто-то выбил дверь ногой и выстрелил. Мужчина в форме мешком повалился на пол. И тут Рейчел увидела своего спасителя. Он стоял в дверном проеме, сжимая в руке пистолет. На рубашке дыра. Его ранили? Длинные волосы… ему не мешает постричься. Странное лицо… пожалуй, он похож на русского.

— Бенни Гриссел! — звонко воскликнула она, радуясь, что произносит его имя так, как надо.

Он опустил пистолет и подошел к ней. Окинул ее добрым, сочувственным взглядом. Сначала он поднял с пола ее одежду и прикрыл ее наготу. Потом обнял Рейчел, притянул к себе.

— Да, — сказал он. — Наконец-то я тебя нашел!

В начале пятого медсестра высунулась в коридор и сказала Франсману Деккеру:

— У вас пятнадцать минут.

Она придержала дверь, пропуская его в палату.

Алекса Барнард сидела на кровати, обложенная подушками. Деккер заметил, что рука у нее на перевязи. Ему она явно не обрадовалась; на лице появилась разочарованная гримаса.

— Я ждала другого детектива, — медленно проговорила она. Язык у нее еще заплетался; видимо, действие снотворного еще не прошло.

— Добрый день, мадам, — вежливо поздоровался Деккер. Нужно пользоваться тем, что она пока не в себе. Главное — не перечить ей. Постараться завоевать ее доверие. Деккер придвинул синий стул почти вплотную к кровати. Сел, положив локти на тонкое белое покрывало. Алекса Барнард посмотрела на него со смутным интересом. Сейчас она выглядит лучше, чем утром, отметил Деккер. Волосы причесаны, стянуты на затылке в «конский хвост». Благодаря такой прическе она кажется моложе. Теперь видно, что раньше она действительно была почти красоткой.

— Капитан Гриссел больше не занимается убийством вашего мужа, — сказал он.

Алекса Барнард медленно кивнула.

— Теперь я лучше вас понимаю, — тихо и сочувственно проговорил Деккер.

Она подняла одну бровь.

— С ним было… нелегко.

Она жадно всматривалась в его лицо, как будто желая убедиться в его искренности. Потом посмотрела куда-то вдаль. Деккер увидел, как в уголках глаз скапливаются слезы, а нижняя губа начинает непроизвольно дрожать. Она подняла здоровую руку и тыльной стороной ладони медленно-медленно отерла щеку.

Возможно, все пройдет даже лучше, чем он надеялся.

— Вы очень его любили.

Она смотрела в одну точку где-то за спиной у Деккера. Медленно кивнула и снова вытерла щеку.

— Он причинял вам много горя. На протяжении стольких лет! Постоянно, снова и снова, обижал вас.

— Да, — едва слышно прошептала она. Деккеру хотелось, чтобы заговорила она сама. Но Алекса Барнард молчала. За окном, закрытым плотной шторой, прострекотал вертолет. Деккер подождал, пока шум стихнет вдали.

— Вы обвиняли во всем себя. Думали, что вы сами во всем виноваты.

Алекса посмотрела ему в глаза. По-прежнему молча.

— Но вы не виноваты. Все дело в нем самом, — продолжал он. — Это как болезнь. Одержимость. — Она кивнула, соглашаясь, и просительно заглянула ему в глаза, словно призывая его говорить еще.

— Для таких людей, как он, женщины подобны наркотику. Как будто внутри у них пустота, вакуум, который никак не заполнишь. Новая интрижка на время помогает забыть об одиночестве и пустоте, но через день-другой все начинается сначала. По-моему, такие люди просто не любят себя, потому и испытывают постоянную жажду… — Он запнулся, забыв нужное официальное слово.

— Одобрения, признания, — подсказала Алекса. Деккер молчал. Пусть говорит. Но она смотрела на него в упор — выжидательно, почти моляще.

— Вот именно. Одобрения. А может, не только одобрения. В них что-то надломилось, они стараются восстановить свою целостность. Избыть боль какой-то давнишней утраты, которая так никогда и не проходит до конца. В общем, эта боль всякий раз возвращается и с каждым разом становится все сильнее. Привычные средства помогают все меньше. Так возникает… — Он снова взмахнул рукой, словно подыскивал нужное слово — на сей раз уже нарочно.

— Порочный круг.

— Да.

Алекса снова замолчала. Выждав некоторое время, Деккер сказал:

— Мне кажется, он вас очень любил… но по-своему. И очень страдал, изменяя вам. В глубине души он не хотел вам изменять, но всякий раз уступал соблазну. Сначала его мучило то, что он причиняет вам боль, ранит вас. И чем больше он винил самого себя, тем скорее снова поддавался искушению. Он походил на зверя, который пытается отгрызть себе лапу, попавшую в капкан. Остановиться он уже не мог. Стоило какой-нибудь женщине намекнуть, что она не прочь переспать с ним, он начинал думать: значит, для него еще не все потеряно. Он действовал словно в лихорадке и больше ни о чем не думал. Он не мог остановиться… Хотел, но не мог, хотя очень любил свою жену… — Деккер осекся, сознавая, что наговорил лишнего, и медленно откинулся на спинку стула.

Он следил за Алексой. Интересно, поняла ли она, куда он клонит? Взгляд ее по-прежнему где-то блуждал. Наконец она тихо произнесла:

— Я просила его обратиться к врачу.

Деккер все еще надеялся, что она расколется. Алекса смотрела на прикроватную тумбочку. Над ящиком была щель, из которой торчал клочок чего-то белого. Она потянула за край, вытянула из ящика бумажный платок, по очереди вытерла глаза и скомкала платочек в руке.

— Раньше я пыталась его понять. Мне казалось, что в такие часы из взрослого, уверенного в себе мужчины проглядывает маленький мальчик — одинокий, отвергнутый. Не знаю, в чем тут дело, он никогда об этом не говорил, я никак не могла понять, откуда что взялось. Но вообще — откуда что берется? Почему я начала пить? Я боялась сцены, была не уверена в себе. У меня огромный комплекс неполноценности… Сейчас модно искать истоки комплексов в детстве, но это не всегда помогает. Легко обвинить во всех своих недостатках родителей. Да, мои отец и мать тоже не идеальны, они тоже совершили много ошибок, но дело не только в этом… вернее, это лишь предлог, отговорка. Главная причина находится во мне самой. Дело в том, как я устроена, из каких атомов, как они сцеплены между собой, на какую настроены частоту, тональность…

Деккеру показалось, будто она, наконец, клюнула на его приманку.

— Никто не в силах вам помочь… — поощрил он ее.

— Только вы сами.

— Он не мог измениться.

Алекса кивнула. Да. Адам Барнард не мог измениться.

Деккеру очень хотелось пустить пробный шар: «И вы решили кое-что предпринять». Но он промолчал. Пусть признается сама.