Михаил Логинов - Битва за Кремль

Жизненный опыт и логика подсказывали Столбову: сейчас, чтобы выжить, нужно лететь.

И он, прострелив лампу в коридоре, рванулся на второй этаж. Здание наполнилось топотом ног, вслед стреляли. Но несколько лишних секунд давали ему шанс.

Второй этаж, в отличие от первого, был не освещен. Помня, какая сторона здания расположена ко двору, Столбов с разбега высадил дверь плечом. Подхватил какую-то рухлядь — то ли тумбочку, то ли ящик и выбил окно. Потратив лишь секунду на осмотр вытоптанного газона, прыгнул вниз. Приземлился болезненно, но удачно, в метре от перевернутой бочки.

Поднялся, помчался хромой побежкой по двору. Но не к улице, откуда пришел: было слышно, как въезжают машины с дополнительными силами, а дальше, в глубину. Скоро уперся в забор, сдернул куртку, набросил на штырьки, подтянулся, перемахнул.

Когда вскакивал и отбегал, от стальных прутьев срикошетили две пули. Преследование продолжалось.

За следующей стеной послышалось медленное тарахтение подъезжающего поезда. Не желая связываться с улицей — на машине догонят, Столбов форсировал забор и выскочил на рельсы.

На бегу выхватил мобилу, не глядя, ткнул вызов поднял трубку к уху, крикнул:

— Меня преследуют! Бегу на Курский вокзал, по путям.

Бобров сжимал в кулаке мобилу так крепко, будто от силы жима новости могли прийти скорее. А может, потому, что сам ощущал давящие взгляды окружающих — министров-финансистов.

Наконец мобила издала звук.

— Включи на громкую! — чуть не крикнул кто-то.

Бобров так и сделал.

— Объект ушел из здания и проник на Курский вокзал. — Голос командира группы был тренированным, но все же ощущалось, что человек бежит.

— Загоните его в какой-нибудь темный закоулок! — крикнул Бобров. — Что, людное место? Вытащите его оттуда в темный закоулок. Что дальше — понятно. Быстро!

— Понял, — ответил командир, и связь прервалась.

Несколько секунд напряженного и злого молчания.

— Они сами координируют, на месте, — прервал его Бобров. — Сейчас другой экипаж подъедет к вокзалу, не дадут ни в город выйти, ни в метро.

— А почему его из того дома выпустили? — зло взвизгнул кто-то из министров. — Пригнать полк в оцепление, чтоб плечами терлись, вот и все дела!

— У тебя есть полк, которому можно поставить задачу: убить лидера федеральной партии? — спокойно и зло спросил Бобров. И молчание вернулось.

Контратака началась без сигнала, просто началась и все. Незадолго до полуночи к автобусам с областной молодежной пехотой начали подходить девчата: «Давайте, потусим». Разговор затевался легко: как-то так выходило (понятно, не просто так), что девчонки-студентки были из тех же областных центров. Так что говорили о домашних новостях, об общих знакомых и, конечно, о главном: зачем приехали в первопрестольную, мальчики? Угощали теплыми пирожками и обжигающим чаем из термосов, врубали подвижный музон — потоптаться-согреться.

Иной раз комиссары прогоняли девчонок, а своих подопечных пытались загнать в автобусы. Парни огрызались: возвращаться в промозглые, вонючие салоны не хотел никто. Девчонки же брали пастухов на «слабо»: «Что, боитесь, что мы вас переспорим? Эх вы, комиссары». Так что среди пирожков, бутербродов и импровизированных дискотек возникали костерки споров. Говорили, понятно, о партии «Вера».

Там, где возникала дискуссия, к девицам присоединялись парни и народ постарше. То подходил ветеран одной из двух чеченских войн, то известный Футболист, то просто продвинувшийся земляк из той же области. Одним словом, такой дядька, на кого комиссар вякнуть не решится. Вопрос был простой: «Чем вам Столбов не нравится?»

— Он олигарх, фашист, предатель, сионист, — вяло отвечали молодые бобровцы, как правило тотчас же добавляя: — так нам сказали.

Что интересно, когда начиналось выяснение «А кто сказал?», то даже если сказавший, комиссар, оказывался тут же в автобусе, он отрекался от своих слов. Часто показывал брошюру «Столбовая дорога». И не возражал, когда предлагалось эту гнусь тут же и поджечь.

Понемногу все автобусы опустели и вокруг них начались небольшие дискотеки с кострами и песнями под гитару. Менты не вмешивались: во-первых, помнили, что уличные забавы Боброва неприкосновенны. Во-вторых, вполне здраво решили, что не стоит лишний раз привлекать к себе внимание. Их, ментов, и так не очень-то любят, зачем напоминать о себе?

Работа с приезжим молодняком началась и на Курском вокзале. Там было проще: ребятишкам настолько надоело ждать неведомо чего, что они были бы рады, если бы забрали в милицию. Мест в зале ожидания не нашлось, пришлось полностью заполонить центральный зал с множеством мелких коммерческих и недоступных заведений.

Как раз сюда и пришли девицы-землячки с термосами, пирожками и рассказами, о том, кто такой Столбов. Прямо в зале ожидания началась дискуссия о том, за кого лучше голосовать послезавтра.

К разговорам присоединились прочие пассажиры, каких всегда на Курском изрядно. В отличие от девиц они не были проинструктированы насчет психологических тонкостей в общении с «нашиками» и иной раз грубили.

— Тебе дали денег на билет? — наседала на парнишку с недоеденным пирожком транзитная тетка, не отпускавшая ручку своей колесной сумки. — Дали, говоришь? А мне кто бы денег дал! Из Костромы в Белгород съездить — считай, зарплата вылетела. Обратно вернуться — другая зарплата. Хочешь, чтобы так всегда было? А, отвечай!

Парнишка стыдливо вертел пирожок, соглашался, что цены на билеты изрядно задраны, обобщений избегал.

Другого парнишку, причем не просто студента, а комиссара, зажал в угол пожилой дядька в приличном, но старом пальто:

— У нас, в Ирхайске, завод дорожной техники пятнадцать лет ни жив, ни мертв. Все ждем, когда окончательно накроется, и тогда хоть в тайгу беги. Наконец-то мужик нормальный нашелся, который хоть что-то сможет сделать. Так чего ты в Москву приехал со Столбовым воевать? Хочешь, чтобы в России одни магазины работали?

— А что Столбов для завода сделает? — вяло спросил комиссар и вдруг широко отверз очи ясные: — О, давайте у него и спросим.

Действительно, как раз в эту минуту из двери, ведущей на первый путь, вышел Столбов. Его куртка была порвана и помята, а тот, кто пригляделся бы к ладоням, увидел бы, что они ободраны от карабканья по платформам. Но дышал он почти ровно и был спокоен и весел, как всегда.

— Добрый вечер, дорогие мои, хорошие, — сказал он толпе, непривычно многочисленной и кучной для такого помещения. — Простите, долго поговорить не выйдет. За мной бегут дураки с пистолетами, могут и вас задеть. Пропустите, пожалуйста.

Сотни граждан, как свезенная провинциальная молодежь, так и обычные транзитники, взглянули с удивлением. Не без труда, толкаясь и опрокидывая чужой багаж, расступились перед стремительно идущим Столбовым — вид у него был решительный, шаг — широкий. Коридор, возникавший перед ним, то и дело замыкался сзади.