Режи Дескотт - Обскура

Невероятно счастливым совпадением стало то, что его мать, помещенная им в клинику для душевнобольных, была поручена заботам Жерара. Как и то, что Жерар, сын пастуха, бывший судовой врач, смог получить место в столь привилегированном заведении, как клиника доктора Бланша, пациентами которого были сплошь высокопоставленные особы (в этом смысле помещение в клинику Нелли Фавр было вполне логичным — она и ей подобные составляли большую часть клиентуры этого заведения, не имеющего себе равных во всем Париже).

Однако, отправляя в клинику Бланша мать, Люсьен Фавр, должно быть, даже не предполагал, что когда-нибудь она заговорит о событиях прошлого. Скорее всего, он думал в первую очередь о том, чтобы изолировать ее от мира (чему в основном и служили приюты для душевнобольных). Возможно, его расчет и оправдался бы, если бы не Жерар, который горел желанием испытать на практике знания, полученные им во время стажировки у профессора Шарко, интересовавшегося бредом душевнобольных, как никто прежде.

Был ли Люсьен Фавр также автором того «шедевра», который обнаружили первым, в Экс-ан-Провансе?.. Возможно… А Обскура была его сообщницей. Если только сама не стала жертвой манипуляции… Жан внезапно вспомнил, что она была одета в их последнюю встречу в бледно-розовое дезабилье. Ее серый габонский попугай, сидевший на жердочке, и она сама представляли идеальную копию картины Мане «Женщина с попугаем», одной из самых мягких и нежных по колориту работ художника, для которой позировала все та же Викторина Меран, но выглядевшая очень благовоспитанной, почти застенчивой, особенно по контрасту с откровенным бесстыдством «Завтрака на траве» и «Олимпии». Сознавала ли Обскура, что превращена в модель даже у себя в домашней обстановке?.. Скорее всего, нет. Но какова ее истинная роль? И почему Фавр отправился к ней сразу после визита Жерара?

А Сибилла? Кто ее похитил? Человек, который следил за ним от «Фоли-Бержер» до самого дома, а на следующий день появился возле театра «Жимназ», даже отдаленно не напоминал Люсьена Фавра. Может быть, это его пособник, нанятый, чтобы наблюдать за Обскурой? Фавр ведь не мог действовать в одиночку. Ни в Провансе, где нужно было откопать на кладбище труп и перевезти его в нежилой дом, наверняка присмотренный заранее, ни в Париже, где нужно было охотиться на моделей, соблазнять их, увозить и затем убивать… Фавр конечно же должен был нанять подручного для того, чтобы тот делал всю грязную работу. Сам он не хотел ни пачкать руки, ни подвергаться риску разоблачения. Слишком многого он мог лишиться в этом случае… И конечно, у него было достаточно денег, чтобы купить услуги и молчание кого угодно.

Но у Жана уже не было времени мучить себя вопросами: Люсьен Фавр снова вышел из дома в сопровождении Обскуры. Она шла нерешительными шагами и казалась неуверенной, почти испуганной. Сейчас в ней не было ничего общего с той живой, веселой гетерой, которая всячески соблазняла молодого медика… Может быть, ей просто не хотелось никуда ехать? Или она знала, что предстоящая поездка будет не самой приятной? Возможно, это как-то связано с его недавним визитом к ней…

Жана охватила паника: экипаж Фавра вот-вот отъедет, и нет никакой возможности за ним проследить!

Он инстинктивно положил руку на плечо Анжа. Мальчик поднял голову, посмотрел на него и, прежде чем Жан успел сказать хоть слово, помчался к фиакру, придерживая рукой котелок, чтобы не свалился с головы. Обскура и Фавр поднялись в экипаж — видно было, как дважды слегка просели рессоры. Фиакр уже тронулся с места, когда Анж, подбежав к нему, вскочил на расположенную сзади небольшую платформу для багажа. Экипаж не остановился. Ни кучер, ни пассажиры ничего не заметили.

Жан, не в силах шелохнуться, смотрел, как экипаж удаляется по блестящей от дождя мостовой. Скорчившись сзади, Анж ехал навстречу неизвестной участи. И у Жана не было никаких способов с ним связаться. Он уже готов был сам побежать за фиакром, но тот свернул за угол и скрылся из виду.

Клод Лакомб вышел из дома, надеясь, что свежий воздух и вечерняя прохлада хоть немного смягчат его боль. Еще более жестокая, чем обычно, она появилась в тот момент, когда он понял, что выпустил ситуацию из-под контроля: мартиниканка очнулась от забыться и принялась отбиваться. Он недооценил ее способность сопротивляться усыпляющему воздействию эфира. Оказывается, женщины темной расы живучи, как животные…

Эта ошибка дорого ему обошлась. После того как он попробовал ее в первый раз, ему захотелось продолжения. Взять ее разными способами, на свету и в темноте… Сама того не сознавая, она заставила его обезуметь от желания. Его восхищали ее высокая грудь, округлые ягодицы, полные губы и упругие складки вагины, так плотно облегавшие его член. Клода Лакомба привлекала ее необычная, словно зернистая кожа, источавшая тонкий терпкий аромат. Он приходил к ней по несколько раз в день, словно это был невероятный, захватывающий аттракцион, от которого невозможно было оторваться. Он придавал ей разное положение, и полная неподвижность ее тела не уменьшала, а лишь сильнее распаляла его страсть. С чего бы отказывать себе в подобном удовольствии? Это неподвижное тело, столь невероятно упругое, с таким необычным ароматом, побуждало его на все новые и новые эротические эксперименты.

Но она очнулась как раз в тот момент, когда он собирался снова ею попользоваться. Он этого совершенно не ожидал, и ей удалось два раза его ударить — в нос и в левый висок, — с такой силой, что из глаз у него посыпались искры. Но он лежал на ней, и ей не удалось его сбросить. Его замешательство сменилось гневом. И поскольку она продолжала вопить и отбиваться, ему пришлось принять меры защиты. Не расцепляясь с ней — его член по-прежнему оставался в ее вагине, — он схватил ее за шею обеими руками и сжал изо всех сил. Он не разжимал рук до тех пор, пока ее крики и сопротивление не прекратились. Эта борьба распалила его желание, и он изверг семя в тот самый момент, когда руки ее неподвижно вытянулись вдоль тела. Это был самый сильный оргазм в его жизни.

Пытаясь привести ее в чувство, он тряс ее, хлопал по щекам, но от этого ее голова лишь бессильно двигалась из стороны в сторону. Мартиниканка была мертва.

Луна отражалась в пруду, на дне которого уже покоились останки многочисленных «натурщиц». Скоро к ним прибавится еще одна… Тело каждой с привязанным грузом кирпичей он отвозил на лодке на середину пруда и спихивал за борт с помощью весла, на корм ракам и угрям. В один прекрасный день кому-нибудь придет в голову осушить пруд, чтобы почистить. Тогда их найдут — точнее, то, что от них осталось: скелеты, облепленные тиной.