Режи Дескотт - Корпус 38

Другая вырезка из «Дерньер Нувель д'Эльзас» [33] «Последние новости Эльзаса» (фр.). начала марта 1990-го: статья описывает находку в лесу около Страсбурга, расчлененное тело молодой эльзаски шестнадцати лет, объявленной в розыск в декабре, внутренности вынуты, кишечник обмотан вокруг тела.

Статья, вырезанная из шотландской ежедневной газеты во время поездки в 1993-м, информирует об эксгумации в лесу, в сорока километрах от Глазго, обезглавленного тела молодой женщины, расчлененного, с изъятыми внутренностями и обмотанным вокруг тела кишечником. О шотландской находке Мюллер узнал лишь потому, что поехал в те края порыбачить на лосося. Интернет в те времена еще не существовал — никак иначе Мюллер бы об этом не узнал. И поскольку он не из тех, кто надеется на случай, он воспринял это как знак свыше. Шанс оказаться на месте в момент эксгумации был ничтожен. Это заставило Мюллера думать, что он приехал ловить вовсе не рыбу, а змей. Его предчувствие превратилось в навязчивую идею.

Кроме того, в папке лежит статья, вырезанная из той же самой газеты, о русском цирке, который гастролировал тогда же в Шотландии, и заметка в «Дерньер Нувель д'Эльзас» о проведении в ноябре 1989-го в Страсбурге двухмесячного ярмарочного праздника.

Многочисленные фотографии, сделанные на итальянской ярмарке в 2002 году, показывают цирк: на входе картины с изображениями пресмыкающихся. На обратной стороне фотографии большой вопросительный знак, сделанный фломастером.

Вырезки из итальянской прессы напомнили ему, как в окрестностях Милана нашли тело, расположенное в виде креста, — он специально ездил посмотреть на место преступления. Дело так и не раскрыли. Естественно. И к счастью, говорит он себе.

Недавно содержимое папки обогатилось серией статей, посвященных находке в аквариуме, и двумя снимками с изображением «инсталляции», которые сделал Марсель Барон.

Сравнивая данные своего досье с информацией о Данте, которой его снабдил Барон, Мюллер отметил две детали: задержание за кражу автомобиля в мае 1987-го около Бордо, другое за ограбление в 1993-м в Ницце. Пусть оно и не совпадало с датой исчезновения жертвы, но говорило о том, что Данте путешествовал. Другое тревожное обстоятельство, то, которое открыла ему психиатр, — слово «жонглер»: ярмарочная профессия, которую, подозревал Мюллер, имел преступник.

Однако, думая о своем Змее-путешественнике, Мюллер не понимал, как сумасшедший мог позволить упечь себя в больницу.

Разве что симулировал состояние аффекта. Но чтобы это узнать, надо заставить психиатра ответить на вопросы.

— Вы доктор Ломан? Вы вовремя. Он вас требует.

— Что?!

Сюзанна недоверчиво смотрит на санитара, который их встретил — ее и комиссара Стейнера. Сдержанный прием, который был смягчен авторитетом комиссара.

— Я так понял, вы имеете для него необыкновенное значение. Повезло вам! — ухмыляется санитар.

— Оставьте доктора в покое, — вмешивается Стейнер тоном, которым обычно говорят: «Может, закроешь пасть, придурок?»

Санитар пожимает плечами. Сюзанна поворачивается к Стейнеру, признательно улыбается. Оба молча идут за санитаром к камере Данте.

— Это здесь, — говорит он и открывает дверь. — Но я вас предупреждаю: две минуты, не больше. Вам не полагается тут быть. Он в таком состоянии — я бы удивился, если б вы привели его в чувство. Его продержат до завтра. Для тюрьмы у него неподходящее состояние.

Доктор Ломан замирает в дверях, глядя на бывшего пациента. Данте на кровати. Он не шевелится. Он спит калачиком, голова повернута под странным углом, острым профилем к визитерам.

Первым делом она замечает, как он похудел с тех пор, как прервал курс лечения. Волосы всклокочены. Впечатление такое же, как три с лишним года назад, когда он появился в ОТБ. На левом запястье повязка, под пижамной курткой видна другая, до талии. Он спит, свернувшись в клубочек, словно большой потерявшийся ребенок.

Разглядывая его, она созерцает свое поражение. Это лицо, лицо заснувшего после бури, вновь оживляет ее мысли о выздоровлении, о победе над безумием и господстве рассудка. Когда он вздрагивает, она тоже дрожит. Из-под закрытых глаз за ней с саркастической улыбкой наблюдает Безумие.

— Говорят, некоторые рождаются, чтобы множить вокруг себя бардак.

Стейнеру надоело разглядывать спящего. Сюзанна следует за комиссаром. Они опять в коридоре.

— Он себя покалечил? — спрашивает Сюзанна санитара.

— Еще в доме жертвы, — вмешивается Стейнер. — Перед приездом команды из АКБ.

— Он потерял много крови, но раны неглубокие. Поэтому его привезли сюда.

— Что вы ему назначили?

— Терциан. [34] Терциан, или циаметазин — психотропное средство, нейролептик.

— Вы говорили, что он звал меня. Нельзя ли поточнее?

Тучный санитар сконфуженно улыбается и проводит рукой по короткому светлому ежику, стирает три капли пота, блестящие на лбу.

— Когда прибыл, все время повторял: «Доктор Ломан, я хочу видеть доктора Ломан». Как только проснулся. Говорил, что только вы можете его понять.

— Передайте ему, что теперь уже нет, — бормочет она.

— Простите? — переспрашивает санитар.

— Нет, ничего. А еще что-нибудь он говорил? Может, его уже допрашивали?

— Ничего. Но я же говорю, ему лучше лечиться у вас. Он отказывается говорить. Он как будто совсем в своей башке заблудился. И вы единственная связь с его прошлым, о котором он упоминал. Ну, желаю удачи, — насмешливо улыбается санитар. — Потому что он говорил, что хочет вами обладать, — заканчивает он, довольный произведенным эффектом.

Сюзанна сглатывает.

— Однажды люди поймут, что есть нечто гораздо опаснее безумия, потому что оно распространено гораздо шире, — цедит она сквозь зубы. — И это нечто — глупость. Вы идете, комиссар? Мне тут больше нечего делать.

Она быстро шагает от камеры Данте к выходу; полицейский поворачивается к санитару, который смотрит Сюзанне в спину и крутит пальцем у виска.

— Зря вы так разговариваете, — говорит Стейнер, догнав ее на тротуаре. — Не только с санитаром — с людьми в принципе. Они могут плохо реагировать. А вам это не нужно, особенно сейчас.

— Что мне не нужно, комиссар? — спрашивает она, глядя ему в глаза. — Не нужно говорить, что я думаю? Какая глупость! Нет, ну какая же глупость!

— Вы закончили? — перебивает он, глядя на нее с мягкой насмешкой.

— Вы правы… Кстати, вина Данте в деле в аквариуме установлена?

— Нет еще.

— Нет еще? А, понятно.

Она разглядывает массивный силуэт комиссара. Руки в карманах, открытый ворот рубашки, широкие плечи чемпиона по гребле и боксерский нос, насмешливые глаза под полуприкрытыми веками. Стейнер тоже за ней наблюдает.