Сара Рейн - Темное разделение

Гарри Фитцглен закончил статью об открытии галереи Анжелики Торн и яростно нажал на кнопку «печать».

В статье он назвал галерею «самым новым, но, скорее всего — наиболее успешным проектом той самой Анжелики Торн, знаменитой светской львицы», упомянул прекрасный интерьер здания и даже добавил несколько предложений об истории Блумсбери, включив сюда обдуманно импровизированное сравнение с Блемондсбери, особняком тринадцатого века, принадлежавшим Вильяму де Блемонт. Нужно было вызвать у читателей «Глашатая» ощущение приятной интеллектуальности, а чтобы достичь необходимого равновесия, он усеял статью именами знаменитостей, присутствовавших на открытии, а их фотографии отправил редактору женского раздела «Глашатая» — подписи под снимками должны содержать правильное имя дизайнера, создавшего запечатленный на снимке наряд. Чтобы порадовать Марковича, он упомянул нескольких бывших любовников Анжелики Торн, обойдя на этот раз вниманием скомпрометированного члена парламента и печатного магната, поскольку они как раз судились с несколькими газетами по делу о клевете.

Несколько абзацев он посвятил фотографиям Симоны Мэрриот, и, хотя редактор скорее всего вычеркнет их, это были лучшие строки во всей статье. Принтер выбрасывал страницу за страницей, а он думал о том, куда подевался его былой идеализм. Десять — двенадцать лет назад он читал Китса и Джона Донна и мечтал написать роман, который получит Букеровскую премию, а что же случилось потом? А потом он связался не с той женщиной и погряз в болоте безнадежности. Он утонул в бочке с виски, как брат Ричарда Третьего в бочке мальвазии.

Итак, статья была написана, и написана хорошо, он мог сказать об этом без ложной скромности. Когда-то он был писателем с большим будущим, и об этом он тоже мог сказать без ложной скромности. Черт возьми, он был не просто хорошим писателем. Он верил в то, что делал, и ему нравилась его жизнь, но однажды, вернувшись домой, он обнаружил на камине письмо от Аманды, в котором она сообщила, что уходит от него, потому что любит другого, и Гарри сам не хотел бы, чтобы они продолжали жить во лжи. Пусть лучше между ними все будет честно, ведь она же знает, что он желает ей счастья.

Это было так неожиданно и так непоправимо, что Гарри яростно смял письмо, швырнул его на другой конец комнаты и пошел за бутылкой виски. И только когда бутылка опустела, он снова отыскал письмо, развернул его и прочел, что Аманда позволяет ему подать на развод на основании супружеской измены, и что она сняла некоторую сумму с их общего банковского счета, чтобы хватило на жизнь. Как выяснилось позже, она сняла почти все, что было на депозите; видимо, это должно было помочь ей пережить несколько тяжелых недель между разводом и новым браком. То, что эти несколько недель она решила прожить в престижной части Хэмпстеда [4] Хэмпстед — район на севере Лондона. , было уже совершенно не удивительно.

Удивительно было другое. Как оказалось, все, кроме самого Гарри, знали, кто спит в его постели — а порою и завтракает на его кухне. Похоже, половина Флит-стрит развлекалась разговорами о проделках прекрасной Златовласки, при желании они могли бы дополнить список тех, с кем еще она путалась. А некоторые и сами были в этом списке.

По этой причине Гарри на месяц ушел в запой, забросив все свои дела, а потом появился навеселе на интервью с какой-то безмозглой малолетней блондинкой, которая не нашла ничего лучше, чем пожаловаться на него генеральному директору. Так Гарри вылетел из респектабельного воскресного еженедельника, где он за пять лет работы дослужился до должности заместителя редактора очерков, дававшей право на личного помощника, задыхавшегося от энтузиазма и преданности, и услуги секретарши.

Но, как призывает женский освободительный гимн, он выжил. И превратил в посмешище нового мужа Аманды. Неорганическое создание, говорил он. Тривиальная профессия. И, несмотря на то, что его жизнь была разрушена до самого фундамента, он нашел в себе силы заново начать восхождение по карьерной лестнице. Жаль только, что начать ему пришлось именно с «Глашатая».

С тех пор он старался избегать общества красивых женщин; красивое лицо говорило ему лишь об отсутствии интеллекта и индивидуальности у своей обладательницы; и потом — такие женщины всегда уходят к тому, у кого больше денег.

Итак, говоря о красивых женщинах с богатыми любовниками…

Зайти в «Баклажан» вдвоем с Анжеликой Торн и не ощутить при этом некоторой доли тщеславия было бы противоестественно, подумал Гарри. Анжелика была одета в пурпурный бархат, короткая юбка обнажала невероятно красивые ноги, затянутые в черные чулки. Вернее, это были колготки. Или все же чулки? Оставалось надеяться, что этот вопрос не займет все его внимание. Гарри напомнил себе, что это деловой ужин, цель которого — выяснить все о Симоне, за что был вознагражден внутренним саркастическим смешком.

Конечно же, официанты узнали Анжелику и забегали вокруг. Пожалуйста, меню и винная карта, а может быть, вы предпочли бы другой столик? Нет, все в порядке, спасибо. Я трачу деньги, как пьяный моряк, подумал Гарри, и что самое неприятное — я трачу деньги, которых у меня нет.

Анжелика увлеченно рассказывала про то, как они готовили открытие галереи.

— Во-первых, уйма времени ушла на то, чтобы найти подходящее здание. Вы не представляете себе цены на недвижимость в Лондоне, то есть представляете, наверное, — где, вы сказали, вы живете? А, понятно. Веселый район, должно быть.

— Веселее не бывает. И как же вы нашли это здание?

— Нас интересовал вполне определенный район Лондона, потому что… Ах, сегодня в меню куропатка au choux , давайте закажем, ладно? Потому что нельзя открывать галерею на улице Ист-Индийских доков или в Уайтчепел [5] Уайтчепел — бедный район Лондона. , правда? Да, там сейчас устраивают разные концерты, и довольно успешно, но это скорее исключение.

— Итак, вы нашли Блумсбери, — сказал Гарри.

— Его нашла Симона. Она сказала, что нам нужно именно это здание, во сколько бы это ни обошлось. Честно говоря, — добавила Анжелика, — она очень ревностно отстаивала свой выбор.

Она замолчала и принялась за паштет. В ее движениях сквозила какая-то голодная чувственность, заставившая Гарри снова вспомнить про черные чулки. Он терпеливо ждал продолжения разговора, и, покончив с паштетом, Анжелика заговорила снова:

— Я не хочу приплетать к этому Эдгара Аллана По или Сьюзан Хилл, но порою мне кажется, что у Симоны есть… какая-то связь с тем, с чем не сталкиваются обычные люди.

— Вы говорите о наркотиках?

— Нет-нет, я уверена, что она ничего не принимает. Но она всегда очень тонко чувствует обстановку.