Ингер Фриманссон - Тень в воде

– Бабушка рассказывала. Она из Буртрэска.

– Ой, у тебя была бабушка, я никогда и не думала.

– Она давно умерла. Я подолгу жил у нее. Когда у отца с матерью были проблемы.

– Какие проблемы?

– Обычные. Такое и в лучших семьях бывает.

Йилл почувствовала, что Тор хочет сменить тему. Она взглянула на красно-лиловое море цветов.

– Она хорошо знала растения? Так и вижу старушку среди грядок с душистыми травами.

– Хороший образ. Постепенно она и стала старушкой. Но грядок с травами у нее не было. В домах престарелых они нечасто встречаются.

Йилл наклонилась и понюхала цветок. Он не пах.

– У нас, похоже, еще осталось немного лета, – сказала она. – Подумать только, оказывается, природа придумала себе собственный календарь.

Он рассмеялся.

Номер в отеле они заказали заранее через Интернет перед въездом в Вестеролен. На снимках гостиница выглядела красивой и ухоженной, да и расположена была недалеко от берега. Подтверждения бронирования им не прислали, и Йилл несколько раз звонила, но безрезультатно.

Затем она решила, что все образуется на месте.

Был вечер, еще светлый.

Добравшись до гостиницы, они уже издалека заметили: что-то не в порядке. Здание располагалось так, как обещали снимки, и Йилл с Тором видели крупные буквы слова «Отель» с торца. Но входная дверь была заколочена. Тор въехал во двор, заваленный игрушками, велосипедами и ржавыми остовами кроватей. В окно на втором этаже выглянул темнокожий человек и тут же быстро задернул занавеску.

Йилл и Тор заперли автомобиль и вошли внутрь. Пустые коридоры, обшарпанная стойка администрации. Они замерли в нерешительности. Откуда-то доносились звуки работающего телевизора: развлекательная программа с искусственными взрывами хохота. Заглушая смех, плакал младенец, тонко и безутешно. Тор приоткрыл дверь, за которой виднелся бильярдный стол и безжизненная барная стойка.

– Пойдем отсюда, – торопливо сказал Тор.

– Ладно, – прошептала Йилл.

Они обернулись и обнаружили у себя за спиной невысокую женщину азиатской внешности, одетую в водолазку и брюки. Она смотрела на Йилл и Тора широко раскрытыми глазами, полными такого ужаса, что они окончательно растерялись. Некоторое время все стояли как парализованные.

Тор очнулся первым. Он шагнул к азиатке:

– Извините, а это разве не отель?

Женщина медленно подняла руки, сцепив их под подбородком. Она не отвечала.

– На вывеске написано «Отель», – продолжал он. – Написано так, и мы подумали…

И тут женщина стала мотать головой – сначала медленно, затем быстрее. Все это время она не сводила с Йилл взгляда – умоляющего, полного немого, невыразимого ужаса. Йилл был знаком этот взгляд, она узнала его, этот безумный страх. Она видела его у свиней, которых вели на скотобойню, и у Панды, ее любимой лошади в ездовой школе, когда та сломала ногу. Видела Йилл этот взгляд и у Жюстины, в детстве, когда они с Берит заставили ее забраться в бочку с водой на кладбище Хэссельбю. «Ты рыбка, Жюстина, а рыбки что едят? Что рыбки едят? Червяков». А теперь этот же взгляд – у женщины в пустом помещении.

Йилл почувствовала, как Тор взял ее за локоть.

– Пойдем, это какая-то ошибка.

Она собралась сделать шаг, чтобы преодолеть оцепенение. В эту минуту женщина открыла рот, чтобы закричать. Но крика не последовало, лишь мяукающее нытье. Рот, распахнутый до самой глотки, язык и короткие зубы. И глаза – как белые, испуганные ящерицы.

Вернувшись к машине, Тор и Йилл увидели ранее не замеченную вывеску: «Лагерь для беженцев».

– Да как можно селить людей из дальних стран на таком севере! Неудивительно, что они становятся странными. – Тор завел машину, рука дрожала.

Йилл тоже дрожала, всем телом. Сосущее беспокойство уже заглушало радостное предвкушение.

Обычно он ставил машину на одной из маленьких улочек в районе вилл, а остаток пути шел пешком. Вообще, он не знал, что ему нужно. Может, просто увидеть ее. Может, этого окажется достаточно.

В пригороде было так усыпляюще тихо, вокруг лишь слепые фасады. Лето еще не ушло, но меж деревьев не было видно движений, не было слышно голосов и смеха. Разве у них мало поводов для шумной радости – у этих жильцов роскошных вилл? И машины у них крутые. Не то что его ржавая развалюха.

Натан, его отец, их презирал.

«Ты был когда-нибудь в шведском пригороде вечером в воскресенье? Тихо как на кладбище. Где все люди, позвольте поинтересоваться. А они сидят в своих бункерах и пялятся в телик. Или что там еще. Мы никогда не станем такими, Микке. Обещай, что никогда не станешь, как они».

Он был таким сильным и настоящим. В его теле не было и намека на смерть.

«Я покажу тебе полную противоположность, парень. Мы поедем в занзибарскую деревню, вот там – жизнь. Поедешь со мной, Микке, как только закончишь с учебой. Тогда я возьму тебя с собой. Самое крутое бюро путешествий в мире, понимаешь, не для слабаков. Микке, ты будешь моим компаньоном».

Дом этой женщины был построен из камня, чуть в стороне от остальных, на берегу озера Мэларен. Он видел, как она ходит по лужайке с ножницами в руках. Подобравшись ближе, разглядел, чем она занимается: женщина разрезала пополам слизняков. Микке следил за ее лицом, когда коричневые внутренности растекались по лезвиям ножниц: не дрогнул ни единый мускул.

Он приехал не в первый раз. Его тянуло сюда, и это желание не давало ему покоя. Он наблюдал, укрывшись в густых кустах. Она должна увидеть его, только если он сам того захочет.

Однажды, очень давно, он был в ее доме. Сразу после ее возвращения из той роковой поездки. Она вернулась одна, без его отца. Она бросила его в джунглях и уехала домой.

В тот раз Микке хотел услышать рассказ от нее. Пусть ее лживые женские уста произнесут: «Мне пришлось бросить Натана, мы не могли его найти. Что мне было делать? У меня не оставалось выбора».

Той весной, когда отца бросили в джунглях, Микке было шестнадцать.

«Ты еще слишком юн, Микке, сначала надо закончить учебу».

Вместо него отец взял с собой эту женщину. Свою новую женщину со странным именем Жюстина. Он взял ее с собой, в зеленый сумрак джунглей, оберегал ее и защищал, таков он был со всеми, кого любил. Поэтому она должна была остаться там, когда он пропал. Она не должна была возвращаться. Она совершила самое большое предательство на земле.

«Я никогда никого так не любила, как я любила твоего папу».

Он помнил слово в слово, и лицо ее помнил в ту минуту: слезы текли по щекам. Как она прижала его к себе, и кислый запах ее пота.

Никогда никого так не любила. Красивые, величественные слова. Как в песне. Он мог бы довольствоваться этим. Горевать и тосковать вместе с ней.