Дон Уинслоу - Жить и сгореть в Калифорнии

Лагуна — несомненно колоритнейшее место, и Джек, как и большинство местных старожилов, обожает этот городок.

Почему такой трагедией и стал для него пробушевавший здесь пожар.

Джек был тогда в отпуске, который он взял в октябре, когда уменьшается поток туристов, но еще жарко и сухо. Слишком жарко и сухо, как оказалось, потому что ветер, подхватив огонь, зажег сухую траву на голых склонах над Лагуна-Каньоном.

Джек был на своей доске для сёрфинга, когда увидел тоненькую струйку дыма, поднимавшуюся над холмами к востоку от города, увидел, как налетел ветер — так гигант дует на костер, раздувая угли, и, как ни странно, он мог расслышать даже за шумом волн потрескивание горящей сухой травы. Он различал оранжево-красное пламя, взметнувшееся над холмами и быстро устремившееся вниз, в каньон, увидел пожарные машины, спешащие навстречу огню, чтобы перекрыть ему путь к домам каньона, но со своего наблюдательного пункта в океане Джек отлично видел, что к этим домам огонь не подойдет, потому что, перепрыгнув каньон и охватив перпендикулярную береговой линии дорогу, направится в город и с легкостью необыкновенной одолеет противоположный склон.

И это при ветре, дующем как сумасшедший.

Ветре неистовом и неумолимом, как божья кара. Джек смотрел, как пламя движется вверх по холму параллельно берегу и дальше вниз, к центру городка, и думал: «Почему Лагуна? Из всего дерьма и безобразия, что понастроили на берегу, почему именно Лагуна?» Он гребет к берегу, кое-как накидывает на себя одежду и бежит помогать пожарным.

Когда стемнело, они тушили пожар уже у самой воды.

Потом все было кончено.

Ветер переменился и погнал пламя в обратную сторону, по пепелищу, где уже все выгорело.

Вот оно как, думает Джек. Тебя бьют, а потом бросают. Тебя сгибают, а потом дают распрямиться. Словно Господь вдруг передумал. Словно лишь предупредить хотел. Но о чем ? Что это было? Намек на Апокалипсис? Призрак адского пламени? Что-то по ведомости «Жизни и пожара в Калифорнии»?

Стоя по колено в воде, Джек думал об этом и глядел на затихающее пламя. Обессиленный, он жадно глотал воздух рядом с незнакомыми людьми и пляжными знакомцами, с женщинами, с которыми учился в школе, с немецкими туристами, очутившимися в городке в этот вечер, с черными парнями, еще недавно игравшими в бейсбол на поле возле городского пляжа, рядом с царственными метрдотелями и ресторанной обслугой, рядом с миллионерами, чьи дома на холме превратились теперь в дымящуюся груду развалин — все они стояли в ряд, безмолвно, как солдаты, готовые к штурму и вдруг увидевшие, что противник отступает. Победных криков не было — для этого они слишком устали, но что запомнилось Джеку, так это то, что не было и разговоров о поражении, об ущербе, о том, что будет, если это опять случится. Говорили лишь об одном.

О том, как отстроиться.

Разговоры в целом можно было бы суммировать так: «Мы выбрались из огня, спаслись вместе с кошками, собаками, фотографиями, картинами и кое-какой мебелью — остальное все сгорело. Большая неприятность, конечно, заковыка, но уезжать мы не будем. Поживем в отеле, квартиру снимем, в трейлере, наконец, обоснуемся, пока не отстроим дом».

И Джек, помнится, тоже думал: никто, черт возьми, из тех, кто любит это место, отсюда не уедет. Будь то землетрясение, пожар или что бы там ни было.

А еще что запомнилось Джеку — это Мать-Твою Билли.

Мать-Твою Билли, ведущего в город целую вереницу грузовиков.

Замыкая ряд пожарных машин, карет «Скорой помощи» и всякое такое, едет Билли в кабине первого из грузовиков. Дорога перекрыта для частного транспорта, но Билли, высунувшись из окошка грузовика, орет копу:

— Никакой это, мать твою, не частный транспорт. Я везу брандспойты, противогазы и рукавицы. Здесь, на грузовиках — помпы и генераторы, одеяла, подушки и еда, а для ребятишек — плюшевые мишки и прочая ерунда для развлечения.

И Билли пропускают.

Билли триумфально въезжает в Лагуну, как генерал Патон.

А произошло так потому, что в часы, когда разразился пожар, Билли дежурил у радиопередатчика; заметив, что дует ветер, и с учетом погоды он решил, что сможет завариться серьезная каша, и привел в действие свой план на случай серьезных катастроф, над которым работал не один год, потому что «ведь надо быть готовым к тому, что рано или поздно должно случиться».

Каждая собака в Отделе претензий была мобилизована и оторвана от того, чем в то время занималась. Каждый аджастер, клерк, работник кухни, контролер — словом, все-все, кто еще не был задействован на тушении пожара. «Жизнь и пожар в Калифорнии» имела собственный грузовой транспорт, но Билли опорожнил еще и все грузовики Коста-Месы, и не прошло и нескольких часов, как все эти грузовики со всем необходимым уже направлялись к месту пожара. А затем, став у обочины, ждали, хищно и нетерпеливо, как участливое воронье, прибытия пожарных машин и отмашки Билли.

Так что Джек крепко помнит: не только Красный Крест и Национальная гвардия снабдили в тот день продовольствием и всем необходимым погорельцев и пожарных, но также и «Жизнь и пожар в Калифорнии».

И когда он стоял у берега, гадая, не загонит ли огонь их всех в океан и не отправит ли куда подальше, Мать-Твою Билли оставался все время рядом с ним: он работал насосом и ворчал, дескать, пора бы уж этому огню угомониться — сигарету и ту не выкурить, черт возьми.

Хороший мужик этот Билли, думает сейчас Джек, въезжая в Лагуну. А вечер тот он вспоминает потому, что нельзя не вспомнить тот вечер, въезжая в Лагуну.

Не иначе как это повторится, думает Джек. Не здесь, так в другом месте.

Он ставит машину на общественной стоянке позади книжного магазина «451 градус по Фаренгейту» [24] «451 градус по Фаренгейту» — известная антиутопия Рея Брэдбери (1953). и идет пешком по автостраде к галерее Винса Марло.

«Галерея Марло».

Такое название Джеку больше по вкусу, чем какие-нибудь претенциозные «Былое», «Антиквар» или что-нибудь в этом роде.

Винс Марло продает мебель. Старинную дорогую мебель. Поставляет предметы меблировки в дома стоимостью в миллионы долларов с видом на океан. Джек не раз и не два прибегал к его помощи, когда надо было оценить размер ущерба от большого пожара.

Он входит в лавку, где пахнет политурой.

Лавка буквально набита старинными шкафами, письменными и обеденными столами, стульями, комодами и зеркалами.

Не кто иной, как самолично Винс — мужчина шестидесяти с небольшим, седоватый, в розовой рубашке поло и белых свободных брюках и шлепанцах на босу ногу — восседает за одним из столов и складывает суммы на калькуляторе.

— У-гу, — говорит он при виде Джека. — Что-то сгорело.