Нацуо Кирино - Гротеск

— Помогите!

В тот же миг Чжан кончил и, тяжело дыша, слез с меня. Юрико и Леди Мальборо тут же исчезли, я осталась лежать на татами, голая.

— Ты опять сама с собой разговариваешь.

Чжан, не спрашивая разрешения, достал из моей сумки пачку бумажных салфеток и обтерся, даже не предложив мне. Повертел головой, пока его взгляд не остановился на смятой десятитысячной купюре, которую я получила от Араи.

— Нечего пялиться. Это мое.

— Твое, твое, — рассмеялся Чжан, закрывая сумку. — Я у проституток никогда не краду.

Вот трепло! Ведь только что говорил, что в мире не существует ничего запретного. Вдруг стало холодно, я быстро начала одеваться. По комнате скользнул пучок света от фар проехавшей за окнами машины, на миг обнажив покрытые пятнами стены и порванные фусума. [53] Фусума — раздвижные перегородки в японском доме, обтянутые по реечному каркасу специальной бумагой. Как я, человек с хорошим воспитанием и образованием, очутилась в этой дыре? Я склонила голову набок.

Отворив окно на кухне, Чжан выбросил на улицу использованный презерватив и обернулся:

— Встретимся здесь еще.

Сейчас я сижу дома и пишу про все в тетрадке. Думаю, скоро мой дневник закончится. Это дневник проститутки, но какая проститутка без клиентов? А их с каждым днем все меньше. Все это для тебя, Кидзима. И пожалуйста, не отсылай мне эти тетрадки обратно, как ты поступил в школе с моими письмами. Потому что я — и в этих тетрадках тоже.

Ну что ж, эта длинная и скучная история приближается к концу. Потерпите еще немного, пока я не подведу под ней черту.

Перед вами прошла трагическая жизнь Юрико, моей младшей сестры, чья красота поражала всех, кто с ней сталкивался. Женская школа Q. — рассадник элиты, символизирующий классовое общество, прочно укоренившееся в Японии. Сенсационные события, происшедшие с Кадзуэ Сато, с которой мы учились в одном классе. Взлет и падение Мицуру и Такаси Кидзимы, чьи судьбы переплелись в этой школе. Эта чужеродная скотина Чжан, приехавший в Японию, чтобы странным образом сойтись и с Юрико, и с Кадзуэ. Я рассказала все, что знаю, открыла всем оказавшиеся у меня записи, дневники и письма. Весь этот долгий рассказ — для того, чтобы вы хоть немного поняли, что к чему. Но при этом с самого начала меня мучила одна мысль — почему я хочу, чтобы вы поняли? И что именно? На эти вопросы у меня нет ответа.

Думаете, после смерти Юрико и Кадзуэ я пыталась противостоять пересудам и оскорблениям, которые распространяла пресса? Ничего подобного. Во мне никогда не было доброты и тяги к справедливости, без которых в таком деле ничего не добьешься. Тогда почему я все это рассказываю? Сама не знаю.

Могу лишь предположить, что и Юрико, и Кадзуэ, и Мицуру, и Такаси с Чжаном — это как бы часть меня самой. Быть может, я существую, сохраняюсь в этом мире как дух, воплощающий в себе всех этих людей, как некая сущность, что носится в воздухе и рассказывает их истории. Если так, найдутся люди, которые скажут: «Черный дух». И они будут правы. Дух, да будет вам известно, имеет темное обличье. Его лик искажен сквернословием и яростью, раскрашен в цвет ненависти, испятнан злобой. Вот за счет чего он выживает. Как укрывшийся в тени потемневший снег, который никогда не тает. Вдруг я и есть этот никому не видимый черный слежавшийся снег, покоящийся на самом дне в душах Юрико, Кадзуэ, Мицуру, Чжана? Наверное, это слишком сложно, метафор многовато, но я не знаю, как сказать иначе. Я живой человек, из плоти и крови, самый заурядный, каких много, — предвзятый, нетерпимый, завистливый.

Я жила в тени Юрико — постоянно сравнивала себя с ней, завидовала и злилась. Я не успела как следует насладиться своей победой — ведь я пробилась в школу Q., как пришлось хлебнуть прелестей школьной жизни полной чашей. Девчонки из моего класса были красивее меня, с богатыми родителями. Я психовала, видя себя в нескладехе Кадзуэ, и завидовала Мицуру — вот бы мне так учиться, как она. Окончив университет, я выбрала для себя совсем другую жизнь, не такую, как у Юрико, которая начала с модели, а кончила проституткой.

Стала жить незаметно, не привлекая чужого внимания. В моем случае это означает, что я так и не познаю мужчин и до самого конца останусь девственницей.

Вечная девственница. Вы понимаете, что это такое? Звучит красиво, вопросов нет, но на самом деле все совсем не так. Кадзуэ очень метко написала об этом в своем дневнике: упустить момент, когда можно властвовать над мужчиной. Для женщины единственный способ прибрать мир к рукам — секс. Именно к такой мысли склонялась Кадзуэ, и мне все больше кажется, что, может, так оно и есть. Меня посещает неожиданная мысль. Предположим, некий мужчина входит в меня (хотя само такое предположение вызывает душевный трепет) и извергается внутри моей плоти. Наверное, это приносит удовлетворение, будто соединяешься с целым миром. Но это минутное ощущение обманчиво. Оно возникает из веры в то, что единственная возможность для женщины овладеть миром — сделаться проституткой, как Кадзуэ. Уверовавшие в это совершают большую ошибку.

Я сказала, что предпочла жить незаметно. Если честно, это не совсем так. Просто мне хотелось, чтобы меня не сравнивали с Юрико. Я уступала ей при любом раскладе, поэтому и решила выйти из игры. На меня давила мысль, что я — это как бы Юрико, вывернутая наизнанку, я живу ее изнаночной жизнью. «Изнаночники» очень чувствительно реагируют на тень, отбрасываемую теми, кто живет, купаясь в солнечном свете. Эти «светлые личности» скрывают от других свои черные мысли. Они не вызывают у меня сочувствия, я воспринимаю обостренно эти мысли именно потому, что нахожусь на «изнаночной» стороне. Скорее даже можно сказать, что я жила, питаясь мрачными тенями от живущих под солнцем.

История проститутки, которую поведала Кадзуэ в своем дневнике, настолько печальна, что дает мне новые силы, чтобы жить. Я серьезно. Чем печальнее звучит ее рассказ, тем больше злости и возмущения она во мне вызывает. Ее неудачи и поражения придают мне силы. Понимаете? В этом смысле дневник Юрико не дал мне ничего. Все-таки в Юрико чувствовалась настоящая сила, твердость воли. Она не вызывала у меня одну только ненависть. И я никак не могла ей противостоять.

Я стала рабыней Юрико. Всю жизнь следовала за ней, как тень. Показания Чжана не стали для меня неожиданностью и ничего для меня не стоят. Потому что он совершеннейшая скотина, и у него нет ни сантиметра тени. Оказывается, скоты тоже имеют место под солнцем.

С дневником Кадзуэ другая история. Это дикое одиночество. Прочитав его до конца, я почувствовала, что во мне что-то изменилось. Такого раньше со мной не бывало. Я сама не заметила, как из глаз полились слезы. Мне стало ее жалко. Даже мне! Я не могла сдержаться, думая, как одиноко и тяжко было бедняжке, тем более с ее-то внешностью — уродина почище Невероятного Халка! Стук ее пустого одинокого сердца отдавался у меня в груди, парализовал, лишая дара речи. Не знаю, что такое экстаз, но, мне кажется, именно его я и испытывала.