Нацуо Кирино - Хроника жестокости

Natsuo Kirino

What Remains (Zangyakuki)

残虐記 © Natsuo Kirino 2004

© Логачев С., перевод с японского, 2014

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Издательство «Бунтёся»,

отдел публикаций,

литературная редакция,

г-ну Ёсиюки Яхаги

Уважаемый господин Яхаги!

Позвольте выразить Вам глубокое уважение и пожелать добра и благополучия.

Прошу извинить за беспокойство, которое доставляю Вам этим письмом. Я муж Кэйко Убукаты, «Наруми Коуми». Благодарю Вас за поддержку, которую Вы постоянно оказываете моей супруге.

Очень сожалею, что приходится к Вам обращаться. Прежде всего, прошу не удивляться тому, что я собираюсь сообщить.

Дело в том, что моя супруга пропала и отсутствует уже две недели. Вроде вышла погулять и исчезла. От нее нет никаких известий, и было бы неправдой сказать, что я за нее не переживаю. Впрочем, моя супруга – женщина эксцентричная, я искренне надеюсь, что когда-нибудь она вернется, и буду ждать ее, сколько потребуется. К счастью, похоже, она отказалась от предложения одного журнала – редакция хотела, чтобы она писала им что-то с продолжением в каждый номер. Меня это утешает, иначе мы подвели бы многих людей.

«Хронику жестокости» – распечатанный на принтере текст, который прилагается к моему письму, – я обнаружил на столе супруги. Сбоку от заглавия была приклеена записка: «Переслать в издательство «Бунтёся», господину Яхаги». Вот я и подумал: вдруг Вы как раз ждете эту рукопись. Кроме этой записки она больше ничего не оставила. Я понятия не имею, что случилось с женой. Может быть, ее исчезновение как-то связано с содержанием этой рукописи.

Сказать по правде, какое-то время я сомневался, надо ли Вам ее пересылать. Тому есть три причины: я не знаю, действительно ли она хотела ее Вам отправить; извините, конечно, но я боялся, что через Вас об исчезновении моей супруги станет известно окружающим; и еще меня смущало, что я никого не знаю в издательских кругах, и теперь некоторые факты станут достоянием гласности. То, что в этой рукописи, – произошло на самом деле. Вот что я имел в виду, написав, чтобы Вы не удивлялись.

Мою супругу, в девичестве – Кэйко Китамуру, похитили, когда ей было десять лет. Похититель держал ее взаперти больше года, пока его не арестовали. Кэйко освободили невредимой, дело закрыли. Потом она перешла в среднюю школу, сменила место жительства, поэтому в нашей округе никто не знает, что писательница Наруми Коуми пережила такое. Насколько я знаю, супруга никому не рассказывала о том случае. В ее первой книге – «В грязи» – описывается одно происшествие, однако там сюжет строится вокруг обнаруженного трупа. Был такой реальный случай, который произошел до похищения Кэйко.

Правда, мне помнится, тогда о ее книге писали, что сюжет «вызывает ассоциации с похищением ребенка несколько лет назад». Еще помню, супруга говорила, что Вы, как редактор ее литературного дебюта, искренне удивлялись и спрашивали ее: «Впечатление такое, будто это писала не школьница, а взрослый человек. Что же такое вы пережили?» С тех пор прошло семнадцать лет, и все это время Вы, господин Яхаги, были куратором моей супруги. Я не знаю, насколько откровенны вы были при общении. Может быть, она Вам что-то говорила о том случае?

Завесу молчания, которой моя супруга окружила эту историю, нарушило одно-единственное письмо. Она получила его от того самого преступника, который, искупая свою вину, отсидел двадцать два года в тюрьме. Я только что прочитал «Хронику жестокости», но мне остается непонятным, повлияло ли как-то это письмо на мою супругу. Возможно, оно разбудило в ней воспоминания о том случае, и ее исчезновение как-то связано с этим. Не знаю. Однако мысль о том, что тяжелый эпизод из ее жизни, о котором она должна была забыть и не вспоминать, мог снова ожить в ее памяти, вызывает у меня боль и жалость. Я, ее муж, не в состоянии ничего сделать, бессилие опустошает, но я все равно буду ждать Кэйко.

Письмо этого человека помещено в самом начале «Хроники жестокости». Я считаю его частью оставленного супругой текста и поэтому посылаю все в таком виде. Не хочется думать, что с моей супругой что-то случилось, но если это так, я хотел бы обсудить с Вами судьбу рукописи, поэтому направляю ее Вам. Позже свяжусь с Вами по телефону.

С уважением,

Дзюнро Убуката

Уважаемая Наруми Коуми-сэнсэй!

Извините, что к вам обращаюсь. Ни с того ни с сего.

Имя на конверте не настоящее. Я подумал: напишу настоящее – ни за что читать не станете. Прошу прощения, что соврал. Это в последний раз.

Вы, наверное, очень удивились моему письму. Харада-сэнсэй, который за мной смотрит, строго приказал, чтобы я ни за что не писал пострадавшей, а то меня опять посадят в тюрьму, но мне так хотелось написать. Вот и написал. Пожалуйста, не выбрасывайте, прочитайте до конца. Очень прошу.

В прошлом году меня выпустили из тюрьмы. Я сидел в городе Сэндай. Если не считать предварительное заключение, просидел двадцать два года, восемь месяцев и двенадцать дней. Очень долго, так что я даже перестал дни считать. Но Харада-сэнсэй точно сказал, сколько прошло.

В тюрьме я все думал вам написать, брал много книг из библиотеки, читал, учился, но мало чего запомнил. Имею в виду, как писать иероглифы и слова. Надзиратели и «старики», с которыми я сидел, говорили, что я тупой. Вот я толком писать и не научился. В тюрьме мне здорово доставалось, с работой тоже ничего не получалось, я то и дело попадал в тюремную больничку. Из-за этого и дни считать разучился.

Сейчас работаю уборщиком в больнице, куда меня устроил Харада-сэнсэй. Там всем распоряжается один человек, его зовут Кимура, я его так же боюсь, как надзирателей. Он приказал, чтобы я звал его Кимура-сэнсэй. Он все время сердится и шпыняет меня, зато я могу выходить во двор, и здесь все равно не так плохо, как в тюрьме. Зимой много снега и очень холодно, и все-таки снег не такой холодный, как бетон. Живу рядом с больницей, в общежитии, есть хожу в больничную столовую. В столовой работает Кумагаи-сан. Она очень добрая, я ее люблю за это. Недавно она угостила меня пудингом. Меня одного, больше никого. Когда я спросил, почему она дала мне пудинг, она сказала: «У тебя же день рождения. Пятьдесят лет». Кумагаи-сан очень хорошая.

Моя работа – убирать двор и склад за зданием больницы. На складе я работаю в маске. Там страшновато – говорят, когда выбрасываешь шприцы, можно уколоться иголкой. Надо осторожно. Я, конечно, надеваю перчатки, но шприц может и через перчатку проколоть. Я сказал Кимуре-сэнсэю, а он: «Тебе б железные руки приделать, тогда никакая иголка не возьмет». Я сразу представил металлический цех, где раньше работал, и вдруг заплакал. Почему? Наверное, потому что вспомнил про вас. Вам неприятно? Хорошо, не буду, хотя хотелось бы и про это написать.