Калеб Карр - Ангел тьмы

Мистер Пиктон на самом деле пребывал в такой уверенности, что даже объявил о своем намерении назначить слушание большого жюри на ближайшую пятницу, всего через пять дней. Однако, как выяснилось на следующее утро, босс нашего хозяина, окружной прокурор Пирсон, не разделял убежденности своего помощника: когда мистер Пиктон изложил ему план, мистер Пирсон заявил, что собирается перенести свой отпуск, который в любом случае собирался взять в течение двух недель, на неделю — и не вернется, пока не закончится вся эта «неестественная» возня с делом Хатч. Мистера Пиктона, в свою очередь, это, похоже, вовсе не озаботило: он весело распрощался с мистером Муром и Маркусом (кои собирались в полдень отбыть в Нью-Йорк) и удалился обратно в контору, после чего остальные разделились для выполнения своих заданий.

У нас с мисс Говард первым пунктом повестки дня значилось посещение дома миссис Луизы Райт на Бич-стрит. То было странное место — так близко от теплиц Шафера, что существовало будто бы при постоянном свете дня, поскольку ночью ни часа не обходилось без искусственного освещения одного из участков гигантских цветочных посадок. Из-за этого миссис Райт — приятная на вид, но суровая на язык леди за пятьдесят, муж которой погиб в Гражданскую войну, — закрывала окна чрезвычайно тяжелыми занавесями и шторами, отчего в доме было тихо, как в могиле. Главный источник шума составляли часы на камине в гостиной — их размеренное тиканье словно во всеуслышание провозглашало, как летит жизнь. Масса украшавших дом фотографий мужа миссис Райт в молодости довершала ощущение того, что дом был филиалом похоронного бюро.

Миссис Райт подала нам в гостиную чай и сэндвичи, и, как мне показалось, была весьма довольна шансом принять еще большее участие в преследовании Либби Хатч — а когда услышала, что ее собираются пригласить свидетельствовать при разбирательстве большого жюри, это довольство, похоже, переросло в несомненное удовлетворение. Как довольно скоро выяснилось, сведения пожилой дамы о Либби Хатч, преподобном Паркере, детях Хатчей и смерти старика Дэниэла были весьма разоблачительны и подкрепляли все изначально рассказанное ею по этому поводу. Так что, когда мы с мисс Говард около трех покинули дом пожилой леди, направились на извозчичий двор и наняли экипаж для путешествия в Стиллуотер, настрой наш был чрезвычайно оптимистичным.

Мы взяли прежнюю бричку — запряженную тем же маленьким морганом, — на которой возвратились из дома Хатча в пятницу, и первую часть нашей пусть и не слишком роскошной поездки на юго-восток спокойного нрава конь сделал быстрой и легкой. К несчастью, сама бричка оказалась далеко не столь надежной: едва мы свернули на дорогу, пролегавшую вдоль Гудзона, заднее колесо отлетело с отвратительным резким треском, и хотя сие крушение не повредило ни само колесо, ни повозку, мы на пару часов застряли на обочине, пока проезжий фермер, у которого имелась крепкая веревка, не предложил нам помочь поднять упряжку и приладить колесо на место. Процесс этот отнял еще часа два, после чего пришлось медленно проследовать за нашим добрым самаритянином к нему на ферму, где наличествовали инструменты, дабы удостовериться, что колесо держится. Мисс Говард вручила этому дружелюбному, хоть и не слишком разговорчивому человеку пять долларов за помощь, а потом мы решили, что, будучи к Стиллуотеру несколько ближе, чем к Боллстон-Спа (но при том на порядочном расстоянии от обоих мест), продолжим двигаться на юг и попробуем хотя бы приступить ко второму намеченному делу нынешнего дня.

В Стиллуотер мы въехали, когда солнце уже садилось над этим маленьким городком, состоящим всего-навсего из пары промышленных фабрик у реки да нескольких кварталов домов, поднимающихся от берега. Город оказался куда мрачнее большинства виденных нами в округе мест: сложно было сказать, что именно производят эти фабрики, но повсюду царил общий дух неопрятности и упадка — того рода, что обычно присущ городам покрупнее. Даже Гудзон, обыкновенно чистый и манящий в северном течении, на здешнем своем протяжении был словно покрыт пленкой грязи. Отсутствие же людей на улицах не намного смягчало здешний отталкивающий холод — и, поскольку солнце вскорости после нашего приезда стало садиться намного быстрее, и мисс Говард, и я принялись вслух размышлять, верный ли выбор насчет дальнейшего направления после починки колеса совершили. Само собой, наша осведомленность о том, что Либби Хатч некогда обитала в этом гнетущем ничтожном захолустье, тоже никоим образом не улучшала впечатление от него.

Я остановил упряжку на месте, которое вроде бы походило на центр города (вокруг, впрочем, по-прежнему не было ни души), мы сошли и принялись бродить окрест, надеясь, что в конце концов столкнемся с кем-нибудь, кто сможет рассказать, где мы находимся. Наконец, примерно через десять минут отсутствия каких бы то ни было признаков жизни, мы услышали, как по другую сторону от фабрик на берегу открылась дверь, и увидели мужчину, покидающего один из домиков, больше похожих на лачуги. Мисс Говард крикнула этому типу:

— Прошу прощения… — на что все его грузное, шестифутовое тело чуть не подскочило в воздух на добрый фут. Мы быстро направились туда, где он стоял, и при нашем приближении он беспокойно огляделся и чуть выпрямился, словно решил, что мы представляем закон или церковь. — Прошу прощения, — повторила мисс Говард, когда мы приблизились, — мы разыскиваем сведения об одном человеке, который жил здесь раньше. С кем мы можем поговорить? Я знаю, уже поздно, но…

— Они там, в таверне, — быстро ответил человек, отступая от нас на пару шагов. — Все, кто не дома, то есть. Все они там. — Он кивнул на кромку воды в трех или четырех кварталах за нами.

— О… — Мисс Говард оглянулась, пытаясь вычислить таверну, о которой говорил мужчина, потом кивнула: — Вижу… — и снова повернулась к нему. — А вы случайно не сможете нам помочь? Это было давно, так что…

— Я здесь всю жизнь прожил, мэм, — ответил мужчина. — Если ваш кто-то жил в этом городе, мне уж точно лучше знать, чем всем этим макаронникам и ирлашкам, что понаехали работать на фабриках.

Мисс Говард помедлила, изучая его, потом слегка улыбнулась:

— Понимаю. Ну что ж — мы разыскиваем сведения о женщине. Когда она жила здесь, ее звали Либби Фрэзер, хотя с тех пор…

— Либби Фрэзер? — Лицо человека будто исполнило странный маленький танец: быстрой панической зыбью на нем промелькнули шок, испуг и, наконец, ненависть. — Какого черта вам приспичило знать о ней?

— Ну, понимаете, мы участвуем в одном расследовании…

— Никто не станет говорить с вами о Либби Фрэзер. Только не в этом городе. Никто вам ничего не скажет. — Глаза мужчины на грязном лице уставились так, будто он с каждой секундой все больше пугался и злился. — Поняли? Никто. Она давным-давно отсюда уехала. Хотите задавать вопросы о Либби Фрэзер — ищите, куда она направилась, и валите туда. — Он сплюнул на пыльную мостовую. — Тогда и будет толк. — Потуже заправив рубашку в штаны, будто в подтверждение своей серьезности, человек развернулся — и двинулся обратно, прямиком в дом, из которого только что вышел.