Калеб Карр - Ангел тьмы

Тот кивнул:

— Зловещие явления, порожденные этим преступлением, резонируют в людских душах намного глубже, чем можно понять сейчас. Вы уже не первый год сражаетесь с ними, мистер Пиктон, — а мы не одну неделю. А эти горожане? На данной стадии простого гнева не ожидалось. Какое-то время — быть может, весьма долгое — доминировать будет замешательство. Это сработает нам на руку. Ведь до прибытия нашей противницы сделать предстоит немало. А когда она явится, мы, возможно, обнаружим, что людское смятение уступит дорогу чему-то куда уродливее…

Доктор подвел нас к Вестонам, и мы отправились всей группой — за исключением лишь мистера Пиктона, которому нужно было перелопатить гору бумаг, — дабы убедиться, что семья спокойно доберется до дома.

На обратном пути в город с фермы Вестонов доктор поведал нам, что происходило на слушании большого жюри. Несмотря на количество эмоций, все оказалось не то чтобы сложно: мистер Пиктон аккуратно выложил большую часть вещественных доказательств, которые мы собрали, а затем перешел с помощью миссис Луизы Райт к описанию портрета Либби Хатч, охотницы за наследством и распутницы, своевольной развратной женщины, которая если и не напрямую была ответственна за смерть мужа, то совершенно определенно собиралась извлечь из нее выгоду. Когда стало ясно, что на пути к этому стоят ее дети, решительно заявил мистер Пиктон, Либби попыталась уничтожить их. Доктор сообщил, что речь мистера Пиктона была столь убедительной — и, как и предрекал мистер Мур, столь быстрой и подавляющей — что, казалось, большей части членов жюри хватило одних его аргументов, еще до того, как давать показания вызвали Клару Хатч. А когда девочка предстала перед присяжными, мистер Пиктон задал ей только четыре вопроса:

— Была ли ты в вашей повозке вместе с матерью и братьями вечером 31 мая 1894 года?

Ответом было нелегкое «да».

— Видела ли ты по дороге домой кого-то еще?

Ответ: твердое «нет».

— Значит, в тебя стрелял тот, кто был в повозке?

На это Клара лишь кивнула.

— Клара, этим человеком была твоя мать?

Прошло не меньше минуты, прежде чем девочка смогла собраться с силами; но постоянные ободряющие взгляды доктора, а также взгляды любви и поддержки от Иосии и Руфи придали ей смелости, и она наконец прошептала:

— Да.

Никто в зале слушаний с момента выхода девочки не издал и звука. Члены жюри, по словам доктора, выглядели точь-в-точь как эта толпа перед судом после новости об обвинительном акте: будто всех ударили огромным кирпичом. После этого мистер Пиктон довольно быстро закруглился, и санкция жюри на предъявление обвинения в двойном убийстве первой степени и одной попытке убийства была получена в два счета.

Однако история эта была не из тех, что могли бы привести кого-то в состояние бешеной радости и ликования; и, по совести, все мы в экипаже — видя, что этот день сотворил с маленькой Кларой, — добравшись до дома мистера Пиктона, крайне сожалели и грустили. Но под вышепомянутыми эмоциями того момента у всех нас крылось нечто, быть может, куда более глубокое: что называется, невысказанное ощущение того, что мы, как отряд, наконец пришли к тому состоянию, кое мои нью-йоркские приятели, пробавляющиеся игрой в кости, назвали бы словцом «фарт». Наше расследование, похоже, превратилось в некий тихий локомотив — и этот локомотив словно безостановочно мчался на женщину, которая столько лет совершала столько насилия. Улики и доказательства — с трудом добытые нелегкой работой — были теми веревками, коими мы привязывали золотоглазую убивицу к рельсам. Да, ответственность за Клару, за Вестонов, за маленькую Ану и нашу собственную безопасность играла немалую роль — но ответственность за движение нашего паровоза была превыше всего. И вечером той пятницы мы будто гнали на всех парах, и путь впереди открывался добрым и светлым.

Пока Маркус не вернулся из Чикаго.

Доктор был прав, полагая, что общее состояние, кое он именовал «душевным смятением», овладевшее Боллстон-Спа в дни после обвинительного заключения для Либби Хатч, облегчит нашу работу. Не то чтобы горожане внезапно стали относиться к нам хоть как-то добрее — они просто были слишком заняты усилиями осмыслить все это дело и его долгую, ужасающую историю, чтобы обращать на нас внимание. А то, что такие люди, как шериф Даннинг, оказались столь убеждены в вине Либби после услышанного на заседании большого жюри, попросту не давало раздосадованным жителям списать близящийся процесс на дело рук безбожных смутьянов из Нью-Йорка; и даже тем, кто упрямо цеплялся за байку о таинственном негре, трудно было пренебречь тем фактом, что восьмилетняя девочка, перенесшая годы физической боли и душевных мучений, встала перед взрослыми присяжными и откровенно заявила, что виновницей всего этого на самом деле была ее собственная мать.

Либби Хатч — или, как ее назвали в обвинительном акте большого жюри, миссис Элспет Хантер — была арестована в доме № 39 по Бетьюн-стрит в Нью-Йорке днем во вторник. Шериф Даннинг в пятницу связался с нью-йоркской полицией, бюро немедля установило за ней наблюдение и доложило, что она, похоже, не собирается совершать никаких шагов, чтобы смыться из города (пока городские фараоны наблюдали за нею, они, похоже, не встретили никакого противодействия со стороны Пыльников: это мы сочли за дальнейшую демонстрацию того, что Либби не намеревалась избегать задержания). Шериф Даннинг распорядился, чтобы детективы Девятого участка не предпринимали никаких действий в отношении ареста женщины до его прибытия, если только не станет похоже на то, что она собирается дать деру; потом, в понедельник, сам отправился в город на поезде в сопровождении двух своих помощников.

Подобный довольно неспешный способ задержания убийцы слегка смутил нашу часть отряда, но мистер Пиктон объяснил, что чем дальше мы сможем отложить появление Либби Хатч в Боллстон-Спа, тем дольше сможем пользоваться преимуществом зловещего, испуганного затишья, накрывшего город. Поэтому, провожая шерифа Даннинга с его ребятами на станции, он не стал убеждать их браться за дело слишком поспешно, и инструкцию эту Даннинг воспринял как позволение ему с помощниками спокойно насладиться ночью в большом городе, прежде чем возвращаться домой со своей пленницей. На вокзале Гранд-Сентрал их встретила пара детективов из бюро и препроводила в город, в Девятый полицейский участок, что на Чарлз-стрит (не зная о том, что в расследование мистера Пиктона вовлечены нью-йоркские детективы, шериф Даннинг избавил себя от холодного приема, который почти наверняка получил бы, упомяни он имена Айзексонов). Вместе служители закона решили подождать до утра вторника, а уж тогда захлопнуть капкан для миссис Хантер — и нам осталось лишь воображать, чем шериф с помощниками развлекались той ночью, ведь вряд ли сыскался бы кто-то более подходящий для обеспечения им славного времени в большом городе, чем молодцы из Девятого. Тот факт, что Даннинг протянул с арестом миссис Хантер до полудня вторника, похоже, явственно свидетельствовал о том, что он со своими мальчиками в полной мере вкусил культурных «достопримечательностей» Нью-Йорка. Но, как показало развитие событий, похмелье во вторник им особо не повредило: прибыв на Бетьюн-стрит, они обнаружили, что миссис Хантер уже собралась и готова ехать — будто, как сообщил шериф Даннинг мистеру Пиктону, когда звонил тому с вокзала Гранд-Сентрал перед посадкой на северный поезд, почти жаждала начала процесса. Продолжил Даннинг сообщением о том, что, если не будет задержек, он с помощниками доставит задержанную к полуночи.