Джонатан Барнс - Люди Домино

— Я полагаю, вы пришли продать мне стеклопакеты? — сказал я.

Подобие улыбки.

— Как насчет небольшой прогулки? Это не отнимет у вас много времени.

Я нехотя согласился, и мы вместе пошли вдоль берега — мимо туристов, уличных музыкантов, бродяг, офисных клерков на раннем ланче и агрессивного вида подростков на скейтбордах. Никто из них не был посвящен в тайну, известную мне, истину, которая превращала жизни каждого из них в извращенную шутку.

— Эк вас ошарашила эта тайна, — сказала старуха таким тоном, будто говорила о чем-то ничуть не более тревожном, чем нехватка в национальном масштабе блинчиков с маслом. — Ничего — привыкнете.

— Вы мне скажете, кто вы такая?

— В отличие от всех остальных, Генри, я окажу вам любезность и назову то имя, с которым родилась. — Она улыбнулась. — Джейн Морнинг. Вы можете называть меня мисс Морнинг.

— Так вы… Он… — Я сделал неопределенный жест в сторону «Глаза».

— До его вероотступничества и бегства на Би-би-си мы с вашим дедом много лет вместе работали в Директорате.

— Я понятия не имел.

— Об истинных целях Директората в Англии знают не больше двух-трех десятков человек. Ваш дед в вас души не чаял, но он вряд ли был готов доверить вам одну из самых сокровенных тайн британской разведки.

— Вот почему им понадобился я. Из-за деда.

Мисс Морнинг кивнула.

— Место обитания Эстеллы — вот что не дает разгореться войне. Это место всегда было тайной вашего деда. Теперь, когда его нет… — Она посмотрела так, словно не знала — плакать ей или смеяться. — Но, как говорится, ставки сделаны.

— Ваши слова только нагоняют туману.

— Сейчас идет поиск Эстеллы. Ваш дед знал, что этот день настанет, и подготовился к этому. Но что-то пошло наперекосяк. Определенные силы проявили к нам интерес, и нам вряд ли удастся пережить их внимание. — Она помолчала. — Вы, кажется, напуганы?

— Напуган.

— Это в высшей степени благоразумно с вашей стороны. Но скоро дела пойдут еще хуже. Если только я немного знаю Дедлока, — а я боюсь, что прекрасно его знаю, — то сегодня вечером он прикажет отвести вас к заключенным.

— А кто эти заключенные? — спросил я. — Откуда они про меня знают?

— Не заставляйте меня произносить их имена. Вслух. На публике.

— Да почему — нет?

— У имен есть власть. У их имен — больше, чем у каких-либо других. Я вас предупреждаю, Генри. Они будут лгать вам. Если они когда и говорят правду, то так, чтобы это послужило их интересам. Ни одного их коварного слова не принимайте на веру. Они — воплощение хаоса. Они получают удовольствие от разрушения ради разрушения. И для них нет ничего сладостнее, чем развращение невинной души.

— Я вас не понимаю.

— Тогда, боюсь, вам придется узнать все это самому. — Мисс Морнинг открыла сумочку и протянула мне скромный квадратик визитки. — Позвоните мне, если возникнет нужда. А нужда у вас возникнет.

— Не могли бы вы выразиться яснее?

— Не сегодня.

— Почему?

— Потому что у вас вряд ли хватит сил продолжать, если вы узнаете все.

Хотя на бумаге эта фраза и может показаться театральной, должен сказать, что произнесена она была тоном совершенно холодным и обыденным.

— И еще кое-что, — сказала она.

— Да?

— У меня его кот. Он сумел меня найти. — Печальная улыбка. — Как по-своему сумели найти меня и вы.

Она решительно поклонилась мне на прощание и скрылась в толпе.

Если бы я думал, что от этого будет какая-то польза, я бы сообщил вам эту тайну прямо сейчас. Я бы предал ее бумаге — и к черту последствия. Но я не понимаю, как это могло бы исправить положение. Я не понимаю, какие блага может принести ваша посвященность в отвратительные тайны Дома Виндзоров, в их безумное предательство, их вожделения, да она только начинит ваши страшные сны липким сумеречным ужасом.

Я стоял неподвижно, в голове был полный сумбур. И вдруг — из огня да в полымя.

— Генри? Это вы?

Передо мной стоял кто-то пухленький, держа в руках наполовину съеденный здоровенный сэндвич с сыром и маринованным огурцом.

— Барбара! — Я выдавил из себя деланую улыбку. — Как поживаете?

— Грех жаловаться. Расскажите, как вы. Как жизнь, — она понизила голос, — в новом отделе?

Я подавил горький смешок, недоумевая, какую историю прикрытия ей наплели.

— Трудная, но… интересная.

Барбара хмыкнула и шумно вгрызлась в сэндвич, но, казалось, дальнейших тем для разговора у нее не было.

— Как там Питер? — спросил я.

— Отлично, — сказала она между двумя укусами. — Все время рассказывает мне о концертах, на которые ходит.

Я закатил глаза, и на несколько мгновений нас объединило совместное раздражение.

— Вообще-то, — прочавкала Барбара, — мне звонил один из ваших коллег. Мистер Джаспер. Помните? Он представился, когда мы зашли в кабинет. Довольно высокий мужчина с такой гладенькой кожей.

Думаю, она не заметила, какая кислая стала у меня мина, когда она назвала это имя. Какого черта Джасперу нужно от Барбары?

— Он пригласил меня в ресторан, — ответила она на мой незаданный вопрос. А потом с ноткой торжества в голосе: — На пиццу.

Я не знал, что сказать ей на это.

— Он кажется очень милым человеком. — Голос у нее стал как у малого ребенка. — Он ведь и в самом деле милый.

— Он интересный, — сказал я. — Полон всевозможных сюрпризов.

Барбара посмотрела на наручные часы.

— Мне пора. Рада была вас повидать.

— Я тоже, — вежливо, но совершенно бессмысленно пробормотал я, потому что Барбара уже ушла, оставив меня наблюдать за потоком незнакомых людей и задавать себе вопрос: догадывается ли хоть один из них, насколько хрупок наш мир.

Мы с моей домохозяйкой сидели перед телевизором в робком объятии. Эбби изо всех сил пыталась устроиться поудобнее, хотя ей в этом и мешала моя рука, обхватившая ее. Я пытался подавить тошноту, которая обосновалась у меня в желудке с тех самых пор, когда я узнал правду про войну. Эбби обратила внимание на мою бледность, но я сказал, что просто новая работа отнимает у меня слишком много сил. Я не забыл угроз Дедлока.

Щадя ее чувства, я надел джемпер лимонного цвета, что она подарила мне на день рождения.

Она переключалась с канала на канал.

— Бедный сукин сын, — сказала она, остановившись на Би-би-си 1. [32] Один из первых телеканалов корпорации, созданный в 1930-х годах.

Я заставил себя сосредоточиться на экране.

— Кто?

— Принц Артур, — сказала она, когда на экране появилось изборожденное морщинами, скорбное лицо принца Уэльского. — Ему сегодня шестьдесят, а до трона все так же далеко. Неудивительно, что у него такой разнесчастный вид.

— Гмм.

— Нет, ты посмотри на него — вечно такой кислый.

— Гмм.

— А жена такая хорошенькая. Никогда не понимала, что она в нем нашла.