Дэвид Моррелл - Смертный приговор

Хоукинс хихикнул, и Декер пожал ему руку.

– Предполагалось, что Дэйл приедет сюда еще вчера, но его задержали какие-то дела в Нью-Йорке, – сказала Бет. – А я со всеми волнениями насчет завершения покупки дома забыла сказать вам о его приезде.

– Я никогда еще не бывал здесь, – сообщил Хоукинс. – Но уже успел понять, что слишком долго откладывал посещение. Игра солнечного света просто поразительна. Горы изменили цвет, пожалуй, с полдюжины раз за то время, пока я ехал из Альбукерке.

Бет казалась ужасно довольной.

– Дэйл привез хорошие новости. Он сумел продать три мои картины.

– Одному покупателю, – добавил Хоукинс. – Клиент в полном восторге от работ Бет. Он хочет первым видеть все новое, что она будет делать.

– И заплатил пять тысяч долларов за привилегию первого взгляда, – взволнованно сказала Бет, – не говоря уже о ста тысячах за три картины.

– Сто... тысяч? – Декер усмехнулся. – Но ведь это настоящая фантастика. – Поддавшись порыву, он обнял женщину за плечи.

Глаза Бет сверкали.

– Сначала дом, теперь это. – Она тоже обняла Декера. – У меня есть множество поводов для праздника.

У Хоукинса был такой вид, будто он чувствовал себя неловко.

– Ладно, – сказал он и откашлялся. – Мне пора идти. Бет, увидимся завтра утром в девять.

– Да, в «Паскуале» за завтраком. Вы запомнили мои инструкции, как туда добраться?

– Если что-то забуду, то спрошу в отеле.

– Тогда я покажу вам галереи, – сказала Бет. – Надеюсь, что вам понравится прогулка. Их там более двухсот.

Декер почувствовал, что должен что-то предложить.

– Может быть, вы останетесь и пообедаете с нами?

Хоукинс вскинул обе руки, показывая, как ему приятны эти слова.

– Помилуй бог, нет. Я уже невесть сколько времени нахожусь в пути.

– Если вы уверены...

– Совершенно уверен.

– Я провожу вас до автомобиля, – сказала Бет.

Декер ждал перед дверью, пока Бет провожала гостя, обменявшись с ним по пути несколькими короткими фразами. Хоукинс сел в машину, помахал рукой и уехал.

Бет, подпрыгивая на ходу, с сияющим лицом возвратилась к Декеру. Она указала на бумажный пакет, который он держал в руке.

– Это то, что я думаю?

– Красное вино и «Дом Периньон». Шампанское полдня охлаждалось.

– Я не могу дождаться, пока вы его откроете.

Пузырьки «Дом Периньон» ударили Бет в нос, и она, улыбнувшись, потерла его двумя пальцами.

– Хотите увидеть кое-что неожиданное?

– Еще что-то! – Шампанское приятно щекотало язык Декера. – Да у нас получается совершенно выдающийся день!

– Хотя я немного волнуюсь.

Декер никак не мог понять, о чем же она говорила.

– Волнуетесь?

– Это очень личное.

Теперь Декер даже не решался подумать о том, что она могла иметь в виду.

– Если вы хотите мне показать...

Бет, казалось, приняла наконец-то решение. Она твердо кивнула.

– Я так и сделаю. Пойдемте со мной.

Покинув отделанную красочной и притом очень красивой плиткой кухню, миновав застеленную прекрасным хлопчатобумажным ковром индейской работы гостиную, они прошли по выкрашенному в небесно-голубой цвет коридору, завершавшему переднюю часть дома. В него выходила дверь в большую ванную комнату и еще одна дверь. Эта дверь никогда не открывалась. Декер много раз посещал Бет, но она постоянно держала то, что там находилось, в секрете.

Теперь она остановилась перед этой загадочной дверью, пристально посмотрела в зеленовато-голубые глаза Декера и медленно выдохнула, словно давно уже сдерживала дыхание.

– Пойдемте.

Когда же она открыла дверь, первым, что бросилось Декеру в глаза, оказалось множество ярких разноцветных – красных и зеленых, синих и желтых, и всяких других – пятен. Ему показалось, что здесь только что взорвалась блестящая радуга, раскидав перед ним свои бесчисленные части. Второе впечатление уже обрело формы, образы и текстуру, которые смешивались вместе, как будто были наделены единой для всех жизненной силой.

Декер несколько секунд стоял молча; увиденное так поразило его, что он не мог даже пошевельнуться.

Бет, не отрываясь, смотрела на него.

– И что вы думаете?

– Думаю – не то слово. Можно говорить о том, что я чувствую. Я ошеломлен.

– Правда?

– Они прекрасны. – Декер шагнул вперед, вглядываясь в множество картин, занимавших всю комнату, стоявших на мольбертах, прислоненных к стенам, висевших над ними. – Потрясающе.

– Не могу даже передать, как полегчало у меня на сердце.

– Но ведь здесь... – Декер обвел комнату еще одним быстрым взглядом, – здесь их больше дюжины. И все о Нью-Мексико. Когда вы?..

– Каждый день, начиная со дня приезда, все время, когда я не была с вами.

– Но вы не сказали мне ни слова о своей работе.

– Я слишком волновалась. А что, если бы они вам не понравились? Что, если бы вы сказали, что они похожи на работы любых других местных художников?

– Но они совершенно определенно не похожи. – Декер медленно переходил от картины к картине, вглядываясь в то, что было изображено, восхищаясь полотнами.

В особенности привлек его внимание один пейзаж. На нем было изображено пересохшее русло ручья с можжевеловым деревцем и красными лесными цветами на берегу. Все казалось простым и бесхитростным. Но Декер не мог отрешиться от мысли, что за этой простотой скрыто что-то еще.

– И что же вы думаете? – спросила Бет.

– Боюсь, что я куда лучше умею рассматривать картины, чем рассуждать о них.

– В этом нет ничего трудного. Что вам прежде всего бросилось в глаза? Что кажется здесь главным?

– Эти красные цветы.

– Да! – обрадованно согласилась Бет. – Я заинтересовалась ими, как только узнала, что они называются «индейскими кисточками».

– Знаете, они действительно очень похожи на кисти художника, – сказал Декер. – Прямые и стройные, с красными щетинками наверху. – Он задумался на мгновение. – Картина о цветах, которые получили такое романтическое название.

– Вы это уловили, – отозвалась Бет. – Искусствоведы называют такие вещи саморефлективностью или искусством для искусства – живописью о живописи.

– В таком случае это могло бы объяснить еще кое-что из того, что я заметил, – задумчиво произнес Декер. – Круговое или, вернее, вихревое расположение ваших мазков. Они как бы расположены порознь, но все равно сливаются в единое целое. Как называется такая техника? Импрессионизм? Мне на память приходят Сезанн и Моне.

– Не говоря уже о Ренуаре, Дега и особенно Ван Гоге, – добавила Бет. – Ван Гог был гениален в изображении солнечного света, и поэтому я решила, что, если я воспользуюсь методом Ван Гога, чтобы изобразить уникальность Нью-Мексико, живопись сделается еще более сосредоточенной сама на себе.