Алекс Норк - Кто здесь

Андрей взглянул на светящуюся карту:

— С шестидесятой.

— Странно, не правда ли? На Юге после шестидесятой параллели начинаются километровые льды, а на Севере за такой же шестидесятой параллелью спокойно живут скандинавы, расположены крупные российские города. Летом три месяца очень тепло.

— Я это знаю.

Человек снисходительно поморщился:

— Конечно, мистер Бирс, после того как вы безошибочно указали на карте Антарктиду, но я спрашиваю не об этом. Как климатически несимметрично устроен земной шар? Вас это не смущает?

— Ну что ж теперь делать, — включаясь в эту игру ответил Андрей, — устраивали-то до нас с вами. А жить надо.

— Хм, попробуем дальше. Огромный ледяной массив на Юге, три четверти мирового льда, но в Северном полушарии тепло, хотя там есть свой холод на полюсе. Но очень тепло. Вам жарко ведь летом в Нью-Йорке? И в Калифорнии?

— И даже в Канаде, могу добавить…

— Вот, мистер Бирс, мы приближаемся. Огромный массив льда на южном полюсе, не только по площади, но, что не менее важно, и по толщине. Именно он создает земной температурный баланс. Представьте, теперь, что этого льда стало наполовину меньше… Представили?

— Не представил.

— Давайте попросим об этом вычислительную машину, она нам поможет.

Несколько секунд Андрей слушал электронный шорох, потом машина сыграла два победных аккорда и на панели появилась другая картина…

Все континенты, вроде бы, на месте… Контуры береговые в основном те же… Что ж изменилось? Добавился разной интенсивности оранжевый цвет… Так, он везде, и пропадает только за шестидесятой северной параллелью. Там приятные зеленоватые оттенки… и то не сразу…

— Ну как?

— Что «ну как»?

— Мы спустили в океан половину льда из Антарктиды.

— Потом расскажете, как это у вас получилось.

— Обязательно, а сейчас посмотрите на оранжевую окраску. Куда вы смотрите?

— Кошка на подоконнике.

— Пусть посидит, в России много уличных животных. У вас дома есть кондиционер?

— И телевизор. И пылесос…

— Их мы пока оставим в покое. Так вот, Антарктида кондиционер планеты. И как всякая техника, требует целостности, отдельной своей частью работать не может. То есть на этой картине кондиционер практически не работает. Средняя интенсивность окраски, вон там, где Нью-Йорк, Чикаго, соответствует летней пятидесятиградусной жаре. По Цельсию. Зимой — плюс тридцать. Но влажность, мистер Бирс! Учтите, что льды Антарктиды — это пресная вода и они составляют девяносто процентов пресной воды планеты. И большая часть растаявшего льда не перемешается с морской водой, а в процессе таяния испарится. Присоединившись к атмосферной воде, она увеличит влажность не менее, чем вдвое.

— Стоп, стоп… Значит, заливать землю вы не собираетесь?

— Боже упаси, ну что вы! Это и невозможно. Уровень океана поднимется совсем немного. Я же сказал, вода уйдет в основном в атмосферу.

— Смерчи, ураганы?

— Нет, — собеседник мотнул головой, — по нашим расчетам они не слишком прибавятся. Но ливни, мистер Бирс, потоп за потопом, которые сразу же будут испаряться, потому что среднегодовая температура в ваших широтах составит более сорока в тени. Попробуйте просидеть один час в сорокадвухградусной ванне, только час. Иммунная система человека очень быстро разрушается от влажных высоких температур…

— Ну, сукины же вы дети!

— Рад, что наконец вы нас оценили.

— Жарковатый сегодня денек, да, Стенли? Жарковатый для нас обоих? — Блюм взглянул в окно, где пятичасовое августовское солнце продолжало печь землю. И хотя в кабинете было прохладно, Торнвил чувствовал эту будто проникающую и сюда температуру. — Знаете, мой дорогой, греки придумали от жары отличное средство — мастику. Это такая анисовая водка. Не пробовали?

— Пробовал.

— Ах, холодная! — Блюм достал из шкафчика бутылку. — Заметьте, сейчас у рюмок запотеют стенки.

— При взрыве был использован возгорающий материал? Или я ошибаюсь?

— Вы правильно догадались. Да, им нужно было, чтобы не только погибли люди, но и сгорело внутри.

— Чтобы сгорели фотографии.

— И негативы. Эту мастику ничем не закусывают, мой дорогой, и не запивают. Вы сразу почувствуете приятное тепло внутри, а потом прохладу снаружи.

Торнвил выпил и, просидев неподвижно с минуту, сообщил:

— Эффект именно такой, как вы сказали.

— Да, а почему вы не говорите дальше о своих догадках? Вы же наверняка все проверили и пришли к выводу, что дать утечку информации могли только два человека — я и вы.

— Могло быть и третье.

— Они сами вели наблюдение за ателье и обнаружили, что за ним следят наши агенты? Я уже разобрал этот сценарий вместе с вашими подчиненными, которые этим занимались. Нет, — Блюм наморщил лоб и отрицательно мотнул головой, — наших агентов невозможно было засечь. Они действовали крайне аккуратно, не вели разговоры в эфире. — Он снова мотнул головой. — Не получается, Стенли.

Торнвил молча пронаблюдал, как Блюм несколько раз прошел взад-вперед по кабинету.

— Вы, конечно, задаетесь вопросом, почему я отказался от вашего предложения срочно провести задержание силами местной полиции? Хм, я мог бы ответить, что не исключал возможности, что там у них есть свои люди. Ну, были же они среди чиновников Белого дома. Только вряд ли это покажется вам убедительным?

— Не покажется.

— И вы захотите меня спросить, не покидал ли я здание Центра после того, как вы отправились на аэродром? — Блюм уставился на него взметнув вверх брови… — Покидал. Вот за этой самой бутылочкой мастики. Хорошая мастика, правда?

— Отличная.

— Тогда повторим?

Торнвил кивнул и тут же спросил:

— А как я мог выйти на связь для передачи информации? Я не выходил за пределы Центра.

— Нет, вы нет. Николь куда-то исчезала на полчаса.

— Вы там не встретились, в соседнем магазине?

— Шутки в сторону, мой друг! Я говорил, что денек очень жаркий! Позавчера в Москве погибла Лена! Убита ножом в подъезде собственного дома.

— Что?!

— Да. Мне час назад сообщили. Вот ее последние слова по свидетельству врачей скорой помощи, — Блюм взял бумажку с записью и делая паузы прочел: — «Стенли… второй… обман… Стенли». Кто «второй», что значит «обман»? Можете объяснить?

— Не могу.

— Врач, безуспешно пытавшийся ее спасти, указал только еще, что она очень, очень хотела что-то сказать, умирала, но делала над собой большие усилия… — он помолчал. — И только мы двое собирались пригласить ее к нам, чтобы использовать как эксперта. Только двое знали об этом плане.

— Лена считала себя неуязвимой… для таких же особенных людей, как она, — думая вслух, проговорил Торнвил. — Была уверена, что заблокирована от них. Боялась только, чтобы ее имя не озвучили, боялась обычного нападения.