Джеффри Линдсей - Декстер в деле

Особенно радует в Майами безусловная готовность здешних жителей все заасфальтировать. Наш чудный город был когда-то субтропическим садом, плодородным и густо населенным всяческой живностью, и вот, спустя буквально считанные годы напряженной работы, растений никаких не осталось, живность повымерла. Конечно, память о них витает в пришедших им на смену кварталах. По неписаному правилу каждый новый район застройки называется по имени того, что было погублено при строительстве. Пропали орлы? Закрытый жилой комплекс «Орлиное гнездо». Погибли пантеры? Район «Бегущая пантера». Просто, изящно и обычно весьма рентабельно.

Я не хочу сказать, будто на месте «Эльфийских садов» перебили всех эльфов и вытоптали все их домики-тюльпаны. Вовсе нет. Напротив, тут скорее совершилась месть растений. Конечно, ехать сюда нужно было через всякие там «Бухты орхидей» и «Кипарисовые низины», зато потом посетители оказывались в настоящих зарослях диких деревьев и орхидей, почти не знающих садовых ножниц и вообще присутствия человека. Кроме, разумеется, автобусов с туристами. Здесь до сих пор можно было отыскать парочку живых пальм, не подсвеченных со всех сторон неоном, и в целом мне нравилось пройтись по здешнему парку, среди деревьев, подальше от суеты.

Впрочем, сегодня утром парковка была забита: «Сады» закрыли из-за ужасной находки. Толпы туристов запрудили вход и рвались внутрь комплекса, надеясь ужаснуться, встретив нечто жуткое. Замечательный отпуск в Майами: трупы и орхидеи.

В толпе шныряли даже два юнца вполне эльфийского вида — представляете, снимали на видео, как остальные стоят и чего-то ждут. Еще и выкрикивали на ходу: «Убийство в “Садах!”» и всякое такое. Может быть, нашли хорошее местечко на парковке и не хотели уезжать? Ведь теперь здесь не осталось места втиснуть даже велосипед.

Разумеется, Дебора повела себя как уроженка Майами и местный же коп: оттеснила толпу своим «фордом», припарковалась прямо у главного входа в парк, рядом с другими служебными машинами, и проворно выскочила на улицу. Я еще только вылезал с пассажирского сиденья, а она уже что-то втолковывала полицейскому у ворот. Крепкий коротышка в униформе по фамилии Мелцер, я его немного знал. Он махнул в дальнюю от входа сторону, и Дебора рванула по дорожке прямиком туда.

Я поспешил за ней. Привык трусить за Деборой по пятам, на подхвате, потому что она вечно мчится на место всякого преступления. Как-то неудобно ей подсказывать в такую минуту, что спешить уже незачем. В конце концов, потерпевшие никуда не денутся. Но Дебора все равно торопилась и рассчитывала, что я всегда буду рядом и растолкую ей, что она думает. В общем, я припустил за ней, пока сестра не пропала в этих заботливо ухоженных джунглях.

Наконец догнал — она как раз вдруг резко затормозила на полянке, которая называлась «Дождевой лес». Тут имелась скамейка для запыхавшихся любителей природы — посидеть, передохнуть среди цветов. К несчастью для пыхтящего бедняги Декстера, сломя голову примчавшегося к Дебс, сиденье успел занять кое-кто, сильней меня нуждающийся в скамейке.

Этот «кое-кто» сидел у водопада в тени пальмы. Одет он был в мешковатые шорты (этакие неряшливые, в них в последнее время почему-то стало допустимо появляться в общественных местах) и резиновые шлепанцы, непременно сочетающиеся с шортами. Еще на нем была футболка с какой-то идиотской надписью и фотоаппарат, а в руках он задумчиво стиснул букет. Но хотя я говорю «задумчиво», думать ему было нечем: голову аккуратно отрезали, а вместо нее приладили живописную охапку тропических цветов. Зато в букете были не цветы, а веселенькая масса кишок, украшенная чем-то весьма похожим на сердце. Над сердцем вилось радостное облако мух.

— Сукин сын, — высказалась Дебора. Логично, не поспоришь. — Сучий сукин сын… Трое за день!

— Мы еще не знаем, есть ли между ними связь, — осторожно поправил я.

Сестра сердито вспыхнула.

— Хочешь сказать, у нас тут два урода бегают одновременно?!

— Маловероятно, — признал я.

— Еще как маловероятно! А мне вот-вот придется собственную задницу подставить и капитану Мэттьюсу, и каждому журналюге на Западном побережье!

— Вот вы все повеселитесь, — откликнулся я.

— И что я им буду говорить?

— Мы рассматриваем несколько версий. Постараюсь вскоре сообщить вам кое-что определенное, — отбарабанил я.

Дебора вытаращилась на меня огромными глазами очень злобной и зубастой рыбины.

— Эту ересь я и без тебя помню! Эту ересь помнят даже журналюги! А капитан Мэттьюс вообще это сам придумал!

— А тебе какой ереси хочется?

— Такой, какая объяснит мне, в чем тут дело, ты, дурак!

Я пропустил сестринские обзывания мимо ушей и внимательней оглядел нашего нового приятеля — любителя природы. Тело было усажено в тщательно выверенной, расслабленной позе — кто-то очень постарался. Мне вновь отчетливо подумалось, что поза после смерти здесь важнее, чем само убийство. Я немного встревожился, хотя Темный Пассажир лишь насмешливо хихикал. Как если бы кто-то признался, что затеял нелепую и путаную постельную борьбу исключительно ради того, чтобы после закурить.

А еще мне не нравилось, что и на этот раз, совсем как в предыдущий, еще у тех, первых выложенных напоказ трупов, мой Пассажир не давал мне никаких подсказок — только веселился в глубине, сам с собой.

— Дело тут, по-моему, в том, — нерешительно начал я, — чтобы сделать некое заявление.

— Заявление, — повторила Дебора. — Какое такое заявление?

— Не знаю.

Дебора смотрела на меня чуть дольше, чем нужно, затем покачала головой.

— Какое счастье, что ты мне помогаешь!

Я не нашелся что ответить, не придумал подходящей колкости.

Тут в наш тихий и укромный уголок ворвалась целая команда лаборантов-криминалистов, и все принялись фотографировать, измерять, собирать какие-то пылинки и заглядывать во все щели в поисках улик. Дебора сразу отвернулась от меня, заговорила с Камиллой Фигг, одной из самых дотошных лаборанток нашего управления, а я остался в одиночестве — страдать, что подвел собственную сестру.

И наверняка страдал бы просто ужасно, будь я способен на угрызения совести или другие травмирующие человеческие чувства, но я для такого не создан и посему ничего не почувствовал… Ничего, кроме голода. Тогда я отправился назад, к воротам парка, и стал болтать с Мелцером, дожидаясь, кто бы подбросил меня на Саут-Бич. Я ведь утром там оставил свой лабораторный чемоданчик и еще даже не начинал искать брызги крови.

Остаток дня я так и ездил взад-вперед, от первого места преступления ко второму. Работы непосредственно по моему профилю было совсем мало: лишь несколько почти высохших капелек на песке, свидетельствовавших о том, что пару на пляже убили в каком-то другом месте, а уж после привезли сюда. С этим мы, кажется, все согласились — вряд ли кто-то умудрился бы вырезать подобные художества в открытую. Впрочем, я не стал еще раз говорить об этом Деборе — сестра и так уже слишком много суетилась не по делу, — ни к чему привлекать к себе лишнее внимание.