Насу Киноко - Граница пустоты (Kara no Kyoukai) 02 — Теория убийства

ШИКИ говорила — или говорил? — небрежно, продолжая потягивать из соломинки. Но я замер, не в силах двинуться, словно околдованный этими бездонными черными глазами.

— Но не переживай, я — все та же Шики. И только говорю то, что думает Шики. Ну, разве что другими словами. Хотя, в последнее время мы начали слегка расходиться. Поэтому не воспринимай все мои слова всерьез.

— Расходиться?.. Хочешь сказать, вы с Шики… ссоритесь?

— Да нет. Как ты себе представляешь ссору с самим собой? Что бы я ни делал, мы оба этого хотим, и жаловаться не приходится. Кроме того, как бы я ни пытался встрять, телом командует Шики. Поэтому я здесь только потому, что она была не против. Ха, но потом наверняка пожалеет об этом разговоре. Сама бы она ни за что не решилась, понимаешь?

Я кивнул, и ШИКИ засмеялась.

— Ты сообразительный, и мне это нравится. А вот Шики от этого не в восторге. Врубился, что я имею в виду, говоря о расхождении?

…Что она имеет в виду? Шики не нравится то, что я немного понимаю ее? Или она недовольна тем, что ей невольно импонирует мое понимание. Если подумать, то скорее второе.

— Ладно, хватит сказок на сегодня, — неожиданно поднявшись, Шики сунула руки в рукава кожаной куртки. — Бывай здоров. Ты мне нравишься, и мы снова встретимся. И довольно скоро.

Звякнув об столик монетками за гамбургер, ШИКИ, не задерживаясь, исчезла в толпе.

Расставшись с Шики, я направился домой по темной улице. Солнце уже садилось, и на улицах было совсем немного прохожих. Надо полагать, из-за серийных убийств.

Дома я обнаружил своего кузена, братца-Дайске. Разговор с ШИКИ меня странным образом вымотал, и я прошел прямо к котацу [8] В большинстве зданий в Японии отсутствует центральное отопление, и японцы зимой выходят из положения причудливыми способами. Очень популярен электрообогреватель в виде низкого столика со свисающим покрывалом, под который засовывают ноги — котацу. и шлепнулся на подушку перед ним. Длинноногий братец-Дайске занял своими ходулями все место под котацу, и мне пришлось молча побороться, чтобы засунуть пятки в тепло. Но прилечь и расслабиться так и не удалось. Взяв со стола мандарин, я поинтересовался:

— Что ж ты не на работе, Дайске?

— А вот так вот. Нет даже времени забежать домой и соснуть. Дай, думаю, загляну к вам в гости, все равно через час обратно на дежурство. Пять человек прирезали за три месяца, конечно, у нас все стоят на ушах.

Братец-Дайске — полицейский. Совершенно неподходящая работа для такого лентяя.

— И как движется расследование?

— Ни шатко, ни валко. До сих пор мы тыкались без улик в потемках, но в последний раз убийца все же оставил нам подарочек. Специально, небось.

Дайске поднял лицо и серьезно глянул на меня.

— Не вздумай болтать, это информация для служебного пользования. Говорю только потому, что для тебя это может оказаться важным. Ты же помнишь, что я рассказывал про первую жертву?

Слушая его пространное описание второго и третьего убийства, я мог только надеяться, что остальные полицейские не так легко расстаются с секретной информацией.

Тело второй жертвы было рассечено пополам, от головы до промежности — какие оружие было использовано, никто так и не понял. Одна из половинок была прилеплена к стене.

У третьего человека были ампутированы все конечности, а обрубки оказались сшиты между собой — руки к ногам.

Четвертый был изрезан на куски, и на них отпечаталось какое-то круглое клеймо, эзотерический символ.

Пятая жертва превратилась в жуткую свастику, сложенную из отрезанных рук и ног.

— Убийца совершенно ненормальный, — пробормотал я, борясь с подступившей тошнотой. Дайске кивнул:

— Чтобы это понять, не нужно быть семи пядей во лбу. Ну, а ты что об этом думаешь, в целом?

— Меня спрашиваешь? Ну, возможно то, что все они были рассечены на части, имеет значение, ведь это характерно для каждого случая. Кроме того…

— Кроме того?..

— Мне кажется, убийца все глубже погружается в пучину безумия. И следующие жертвы могут быть не только на улице.

— Ты, прав, наверное. О-хо-хо, — Дайске устало прикрыл глаза ладонями.

— У него нет никакого нормального мотива и никаких правил. До сих пор убийства случались на улице, в безлюдных местах, но, если он никого не встретит, то может пойти и дальше — вломиться куда-нибудь. Лучше бы вашему начальству подумать об этом и принять меры.

— Кстати… — Дайске дипломатично сменил тему, — вот это мы нашли рядом с пятой жертвой.

Он положил на стол четкую фотографию жетона нашей школы. Многие относились к этим значкам несерьезно, учитывая, что от нас не требовали даже носить форму, но в правилах было написано, что полагается закрепить его на одежде, отправляясь в школу.

— Не знаю, то ли убийца не заметил пропажи потому, что дело было в траве, то ли он нарочно оставил его там. В любом случае, это что-то означает. Придется мне к вам наведаться в ближайшем будущем.

Мрачно нахмуренные брови Дайске сделали это предупреждение еще более зловещим.

Зимние каникулы пролетели, словно вспышка. Единственное, что заслуживает упоминания, это то, что мы вместе с Шики сходили в святилище на Новый год. Все прочие будничные и нормальные события моментально изгладились из памяти.

Когда начался третий триместр, Шики замкнулась еще больше. Даже я отчетливо ощущал ауру резкого отторжения, стоило к ней приблизиться.

После окончания уроков, когда классная комната осталась пустой, я нашел там одинокую Шики. Она не двигалась и ничего не делала, только молча смотрела в окно. Она выглядела настолько хрупкой и печальной, что я, не в силах оставить ее одну, без приглашения уселся за соседнюю парту. Мы молчали.

Ранний зимний закат окрасил тихий и пустой класс тревожными багровыми красками. Среди красных и черных теней ШИКИ, сложив руки на груди и прислонившись спиной к окну, небрежно спросила:

— Я не говорила тебе, что ненавижу людей?

— Впервые слышу. Это правда?..

— Да. Шики ненавидит людей. Она всегда была такой, с самого детства. Знаешь, дети доверчивы и ничего не понимают. Ребенком ты думаешь, что весь мир любит тебя. Безо всяких условий, просто потому, что ты любишь людей, они должны любить тебя в ответ. Об этом не задумываются, но это именно так.

— Ты права. Дети не привыкли сомневаться. Вспоминаю себя, как я любил и требовал любви в ответ. Единственное, чего я тогда боялся — это призраков. Теперь боюсь людей.

ШИКИ согласно кивнула.

— Но это очень важная вещь, Кокуто. Дело в чистоте и невинности. Когда ты маленький, то думаешь только о себе, и не умеешь замечать злых и испорченных мыслей, которые люди прячут глубоко в сердце. И пусть ты ошибаешься по отношению к некоторым, искренняя любовь родителей, в которой ты купаешься, учит тебя быть добрым и к другим людям. Ведь люди могут выражать только те чувства, с которыми знакомы.