Пьер Пело - Братство волка

Шевалье был встревожен. К тому же ему было скучно. Он знал, что скука была неизбежной. «Конечно, это ужасно нудно, но ты, держу пари, об этом не пожалеешь!» – весело подмигнув, пообещал ему Тома, который без колебаний перешел с ним на «ты», в ответ на аналогичный жест шевалье, который надеялся таким образом – впрочем, совершенно напрасно – сохранить дистанцию между собой и общительным до фамильярности молодым человеком. Но сейчас он еще не догадывался, на что намекал маркиз и почему он не должен жалеть о своем решении прийти сюда.

Грегуар действительно скучал, глядя, как дамы среднего возраста перебирают его рисунки и эскизы своими ухоженными, напудренными руками с длинными наманикюренными ногтями, выкрашенными густым перламутром. Они театрально закатывали глаза, ахая от ужаса при виде чудовищ, скалящих клыкастые окровавленные пасти, их острых зубов, горящих глаз и раздвоенных языков и гребней на хвостах и спинах. Грегуар де Фронсак представил свой альбом во время перерыва в разговоре, который он вынужден был поддерживать и надеялся хоть как-то оживить.

Здесь были все представители местной знати: высший свет, буржуазия и служители церкви в Менде и церковном приходе, не говоря уже о большой области в Верхнем и Нижнем Жеводане и Коссах, районе горы Лозер в Обраке и обоих берегах Маржериды. Большинство из чих прибыли раньше Грегуара, который появился в гостиной, сжимая в руках «папку для рисунков», – так пояснил любопытствующим гостям болтающий без умолку маркиз. Он представил шевалье де Фронсака как «человека удачи», посланного сюда королем, чтобы побороть Зверя. Грегуар сразу понял, что присутствующих гораздо больше интересовал тот факт, что он королевский посланник, а не натуралист, автор эскизов и документальных набросков. Свет поприветствовал его квохчущим смехом и дружным покачиванием париков. Грегуар также понял, что все его опасения, которые рано или поздно могли случиться, оправдались.

Его представили более чем сотне гостей. Его познакомили с тридцатью знатными особами, и прежде всего, конечно, с графом и графиней де Моранжьяс, хозяевами. Они сожалели, как выразился граф, что «шевалье не воспользовался гостеприимством этих стен», но не сомневались, что «маркиз д'Апше сделает все возможное, дабы предупредить всякое неудобство», и что он может «рассчитывать на его помощь при малейшей необходимости». Грегуар в этом тоже не сомневался. Маркиз поспешил подтвердить слова графа, добавив в качестве извинения, что, если ему и была предоставлена честь разместить у себя шевалье де Фронсака, в этом не было никакой его собственной заслуги, разве что географическая привилегия (если можно так выразиться, ха-ха-ха!). В том смысле, пояснил он, что именно в его землях чаще всего можно наблюдать Зверя.

Льстивые и лебезящие дамы и господа деликатно чокнулись первым бокалом вина. Повсюду мелькали лица с розовыми румянами на белых щеках, черными ресницами и голубыми веками, пухлыми красными губами, растянувшимися в притворных улыбках. У Грегуара рябило в глазах от перламутрового блеска париков, сияющих украшений и переливов тафты, парчи, узорчатого щелка и изысканных кружев на пышных юбках и корсетах. Он с раздражением смотрел на старого епископа, брызжущего слюной, полуживого, с вздувшимися жилками на висках, веки которого опускались на глаза помимо его воли. Семенящей походкой он передвигался от одного гостя к другому, расплескивая содержимое своего бокала. Несмотря на то что его поддерживал мертвенно бледный слуга, он, казалось, в любой момент мог задохнуться, забрызгав слюной рисунки. «Этот человек, это чудище и убожество, мсье, читает молитвы и проповеди в церкви, слушает исповеди и благословляет, крестит, совершает причастие вином и хлебом», – шептал Тома д'Апше в ухо Грегуару, увидев в руках епископа рисунки шевалье. Бросившись их спасать от обильного слюноотделения старика, он передал их в руки дамам, которые сидели в креслах, утопая в мягких волнах своих широких подолов.

Сейчас Тома д'Апше скрылся из виду, затерявшись в этой нарядной толпе, дружелюбное тепло которой согревало даже прохладный ночной ветер, проникающий в зал через открытое окно.

Его святейшество епископ Мендский… Монсеньор граф де Монкан… Монсеньор граф де Моранжьяс… Мадам графиня… Монсеньор интендант Лаффонт… Отец Анри Сардис, аббат этого прихода…

Жан-Франсуа де Моранжьяс…

Стоило ему войти, как Мани куда-то исчез, чтобы Грегуар, когда суматоха немного уляжется, не беспокоился, как его представить высшему обществу.

Жан-Франсуа де Моранжьяс, который тоже путешествовал…

Грегуар вновь вернулся к светским разговорам, к вину, к тревожным взглядам на его рисунки, которые передавались из рук в руки с большой осторожностью и некоторой неловкостью. Жан-Франсуа де Моранжьяс был одет в строгий сюртук из черного бархата и черную шелковую рубашку. Его волосы были завязаны в хвост лентой из черного велюра. Когда граф приблизился, его длинное лицо исказилось в улыбке, которая напоминала шрам, криво растянувшийся на щеках. Здороваясь с ним, Грегуар заметил, что правый рукав его сюртука был пуст и аккуратно приколот к плечу булавкой с золотой головкой, которая прекрасно гармонировала с пуговицами на его одежде. Было видно, что молодой граф не пытается скрыть свое увечье, а напротив, выставляет его напоказ, причем делает это с каким-то непонятным упрямством. Его увечье было особенно заметно, когда он наклонялся, подняв высоко плечи и выставляя вперед дрожащий, будто от нервного тика, подбородок. Отсутствие руки и то, как его представили, окружало графа неким ореолом таинственности в глазах маркиза: Жан-Франсуа де Моранжьяс, оказывается, тоже путешествовал…

Молодой граф поднял бокал и обратился к Грегуару.

– Я видел ваши эскизы, – сказал он тихим надтреснутым голосом, словно сообщал тайну. – Говорят, вас привело к нам любопытство, пробужденное молвой о нашем Звере, и вы приехали в наши края, чтобы его удовлетворить, если верить словам маркиза д'Апше. Что ж, удачное применение энтузиазма.

– Благодарю за комплимент, мсье, – проговорил Грегуар, встречаясь взглядом с графом. – Я искренне надеюсь, что мне действительно хватит одного энтузиазма.

И то, что могло перерасти в неприязнь и противостояние, сразу сменялось явной противоположностью: в ответной улыбке графа мелькнуло заговорщическое выражение.

Всеобщее внимание вновь сосредоточилось на шевалье: окружив Грегуара де Фронсака, гости заглядывали друг другу через плечо, высматривая из-за париков, что же заинтересовало аббата, который принялся перелистывать папку. Жесты аббата выдавали в нем человека, который привык держать в руках не только хрупкие, но и очень ценные вещи.