Лоран Ботти - Билет в ад

— За ними наблюдали… И между прочим, за нами сейчас тоже, возможно, наблюдают, — произнес он. — Дом Тевеннена был под постоянным видеонаблюдением.

Давид не мог оторвать изумленного взгляда от женщины, сидевшей рядом с ним на водительском сиденье. На ней были огромные темные очки, а на голове возвышалось нечто невообразимое из черных набриолиненных прядей, стоявших торчком, как иглы дикобраза.

На мгновение она отвлеклась от дороги и повернула голову к нему:

— Давид, ну перестань уже смотреть на меня как на монстра!

Сдвинув очки на лоб, она подмигнула ему, и Давид невольно улыбнулся:

— Извини, мам, но я тебя не узнаю… ты похожа на певицу с Эм-ти-ви! На Аврил Лавинь, например…

Шарли, улыбаясь, покачала головой:

— Аврил Лавинь блондинка, радость моя. И у нее длинные волосы.

— Ну тогда… на Пинк.

— Да, в самом деле, у Пинк короткие волосы, но она тоже блондинка… с розовым оттенком.

— Вообще-то да… То есть… я не знаю, они постоянно меняют имидж… ладно, тебе видней. Просто ты сама на себя не похожа! Ты выглядишь как… ну, певица с Эм-ти-ви, и все тут! Иначе не скажешь!

Шарли снова улыбнулась. Да уж, имидж певицы с Эм-ти-ви — не лучший для встречи с матерью после десятилетнего молчания… но сейчас ей не хотелось об этом думать.

Сейчас она наслаждалась короткой передышкой — рядом с Давидом, в тепле и уюте автомобильного салона.

Утро выдалось хлопотным. Давид еще спал — глубоким, свинцовым сном, — когда Шарли выскользнула из номера отеля, не разбудив сына и ничего ему не сказав, чтобы лишний раз не беспокоить. Сначала она зашла в салон-парикмахерскую, где ей и создали этот новый, слегка гротескный имидж, затем — что было самым главным — позвонила во «Французкие лотереи» и объявила о своем выигрыше. Конечно же от нее потребовали сообщить данные удостоверения личности, и она назвала данные единственного документа, который могла предъявить без особого риска: акта гражданского состояния. Она не была уверена, что ее фальшивый паспорт выдержит серьезную проверку, и понимала, что тридцать четыре миллиона евро не отдадут первому встречному. Что касается Шарли, гражданской жены и убийцы Сержа Тевеннена, она исчезла навсегда, почти одновременно со своим сожителем. Осталась Анн Шарль Жермон, воскресшая из небытия после десяти лет пребывания в коме. Странно, еще совсем недавно Шарли была уверена, что ей никогда больше не понадобится удостоверение ее реальной личности, и однако вот очевидный факт: она едет по дороге, ведущей в Сен-Клу…

…к дому у озера…

Почему она решила выбрать именно это место, которое предстало Давиду в одном из его «видений», Шарли не знала. Может быть, она предчувствовала, что это неспроста?.. Что в этом есть какой-то смысл… возможно, даже необходимость? Сказать матери последнее «прости», не сказанное за все десять лет после бегства юной Анн Шарль из наркологической клиники. Поставить последнюю точку перед окончательным отбытием в неизвестность, без всяких шансов на возвращение. И наконец, показать матери Давида. Но в то же время внутренний голос нашептывал Шарли, что это безнадежная и совершенно напрасная затея.

Дом у озера… Возможно, однако, отправиться туда было ее собственным, чисто рефлекторным побуждением: хотя Шарли ни за что бы себе в этом не призналась, но она инстинктивно искала защиты у матери, как любой человек в самые трудные моменты жизни.

И потом, всего через несколько дней, самое позднее — недель ее мать обязательно увидит в газетах или даже по телевизору ее фотографию с комментариями, вроде: «Трагедия в семье полицейского… разыскивается убийца… опасная преступница…» Рано или поздно полицейские проследят весь ее путь: ее опознает и портье из отеля, и представитель «Французских лотерей»… ведь прическа типа «Взрыв на макаронной фабрике» вряд ли так уж сильно ее изменила… В конце концов они явятся и к ее матери. Шарли понимала, как та отреагирует на все это, и хотела, чтобы мать запомнила ее как адекватное существо, нормальную женщину, любящую своего сына, а не как бывшую наркоманку, ставшую убийцей.

На ближайшей развилке она свернула и удивилась, внезапно осознав, что уже почти добралась до цели. Из-за тумана Шарли вела машину медленно, но при этом ни разу не сбилась с пути, хотя не слишком обращала внимание на дорогу — можно было подумать, что ее вел какой-то старый инстинкт, память об этих местах, сохранившаяся с детства…

Вот они и приехали.

Шарли замедлила ход, потом притормозила, предоставив мотору некоторое время работать на холостом ходу. Перед ней тянулась абсолютно пустая улица, как будто застывшая во времени. Высокие каштаны, окаймлявшие улицу с обеих сторон, протягивали голые ветви к свинцово-серому зимнему небу. Шарли вспомнила, что в крайнем правом от нее доме, аккуратном белом особнячке, когда-то жила семья профессора Гримо — он сам, его жена и двое детей, а дальше — семьи Моризо, Клейн, Морсан дю Кулак, а еще дальше, за высокой решеткой и густыми зарослями садовых кустарников, ее собственная семья: мать всегда считала, что лучше как следует отгородиться от посторонних взглядов…

Шарли почувствовала, как ее сердце забилось сильнее, и сделала глубокий вдох, чтобы как-то справиться с нахлынувшим на нее потоком воспоминаний.

— Это здесь? — нерешительно спросил Давид. — Но… это ведь не дом у озера , нет?..

— Нет, радость моя… Мы просто заедем сюда, чтобы забрать ключи…

Шарли вновь медленно тронула машину с места, радуясь, что на пути нет ни одной живой души.

Наконец они поравнялись с решеткой своего семейного особняка. Шарли вышла из машины и в ту же секунду ощутила ледяной холод — температура здесь была как минимум на три градуса ниже, чем в городе. О боже, как же она ненавидела холод! Почему они с Брижитт не уехали на юг сразу же, как только выяснилось, что Фабиан исчез бесследно?.. Тогда все было бы иначе, совсем иначе, и они могли бы…

Напрасные мысли. Шарли чувствовала, что вообще напрасно приехала сюда. Все в ней кричало: уезжай, убегай… подальше отсюда!..

Но она постаралась не думать об этом и сказала Давиду:

— Подожди немного здесь, котенок, ладно? Мне просто нужно кое с кем повидаться…

Она захлопнула дверцу машины и подняла воротник. Потом приблизилась к чугунной решетчатой калитке и протянула руку к кнопке звонка. В тот самый момент, когда ее палец коснулся кнопки, Шарли обернулась, но увидела не старую синюю «клио», а роскошное авто своего отца, медленно отъезжавшее от дома. За рулем сидел отец, на заднем сиденье — две девушки азиатской наружности. Почему две?.. Тогда, в семь лет, она этого не знала. Позже ее мать, потягивая виски из бокала, постаралась это ей объяснить. Все ей объяснить. Шарли было тогда всего девять.