Леонид Бершидский - Рембрандт должен умереть

Штарку нужно снять все вопросы. Если бы он умел идти вперед, не оглядываясь, он был бы владельцем банка, как Виталя Коган, или живописцем, как Савин. Но он этого не умеет – может только подчиниться, позволить событиям развиваться быстрее, чем он успевает их анализировать, – однако лишь для того, чтобы потом вернуться и все обдумать. Собственно, поэтому он хороший аналитик: его отчеты для клиентов обычно содержат ответы на вопросы, которые клиенту могли даже не прийти в голову, но непременно придут потом. Как он этого добивается? Если бы кто-то спросил его, он бы наверняка не сумел сразу ответить. Скорее всего, дело в способности пассивно наблюдать, видеть то, что происходит с ним, Иваном Штарком, как фильм, снятый о ком-то другом. Бывшая жена Татьяна вечно отчитывала его за пассивность: «Почему я должна все делать за двоих? (Потом она стала говорить «за троих».) Чего ты ждешь – что по реке мимо тебя проплывут все трупы? Что все случится само собой?»

Иван отмечал про себя, что иной раз сам притворяется трупом и плывет по реке. И даже когда она бурная и нет никаких шансов остановиться, как вот в Бостоне, он замечает выступы берегов и камни, которые обходит течение. Штарк знает, что побеждают всегда люди действия, но, как ни старается, не может вызвать в себе волю к победе. Чтобы быть счастливым, ему нужно меньше: понимать. Он не сможет нормально жить с мыслью, что его не просто использовали, как пешку, но и обманули. Да и не его одного: он втянул в дело Тома Молинари, всю сознательную жизнь мечтавшего о возвращении картин, – а если они теперь не вернутся или, скажем, вместо них вернутся подделки? Получится, что по его вине сыщик, который старался помочь ему, как умел, окажется в дураках.

«Делай что должен, и будь что будет» – это банальное правило всегда нравилось Штарку. Но, думает он теперь, часто оно служит оправданием бездействия: мол, делай только то, что должен.

Строго говоря, он не должен искать ответы на бостонские вопросы. Хотя бы потому что может узнать что-нибудь плохое о Софье, а это ему сейчас ни к чему. Поиск ответов не входит и в его служебное задание, одобренное, видимо, Коганом. Но, чтобы не потерять всякое уважение к себе, он должен-таки разобраться. И будь что будет.

Штарк заваривает новую порцию чая и надолго задумывается. Какой план следует из его двенадцати вопросов? Очевидно, что нужно – и тут он снова взялся за айпод:

– поговорить по душам с Коганом;

– найти Савина;

– получить еще одно мнение касательно подлинности картин;

– найти Молинари – с одной стороны, он мог что-то узнать, с другой – его нечестно держать в неведении;

– поговорить с Федяевым;

– найти Лори или убедиться, что ее не существует.

«И если я все это проделаю, меня найдет гангстер Джимми Салливан, если он еще жив», – приходит в голову Ивану. Тогда, вероятно, и появятся ответы на все вопросы, но вряд ли Штарк успеет с кем-то ими поделиться.

Важно, в каком порядке искать ответы. Чтобы поиск не прервался раньше времени.

Все осложняется тем, что у Ивана нет в паспорте штампа о выезде из Соединенных Штатов, а туда нужно снова ехать. Наверняка Виталя с его удивительными связями может выручить, но тогда придется разговаривать с ним первым делом. Возможно, на этом все и закончится. Вряд ли Коган, какова бы ни была его роль в недавних бостонских приключениях, захочет снова отпустить Ивана в Штаты, чтобы тот задавал там лишние вопросы.

Тогда единственный вариант – просить помощи у Молинари. Из всех участников бостонского приключения только Том был вовлечен в него вслепую, как и сам Иван. И только его интерес в этом деле хотя бы частично понятен. Правда, никаких его координат у Ивана не осталось, но их наверняка даст галерист Макс Финкельштейн.

Другое дело, что Молинари вряд ли поминает Штарка добрым словом – тот самым обидным образом продинамил его в Бостоне, не только не пришел на ужин к маме, но и вообще обманул, исчез. Нужно как-то заинтересовать его, чтобы он захотел помочь.

Для начала Иван отправляет письмо Финкельштейну: благодарит за помощь в Нью-Йорке и просит адрес, телефон и, если возможно, «Скайп» Молинари, чтобы поблагодарить и его, – а то, мол, потерял телефон со всеми контактными данными. Миша отвечает через какие-то двадцать минут: у него утро, он как раз читает всю почту.

Сыщика в «Скайпе» не оказывается. Придется звонить. Предчувствуя неприятный разговор, Штарк медлит и даже пытается придумать альтернативу. Но ее нет: ни Финкельштейн, ни кто-либо еще из далеких от преступности американских знакомых Штарка с его проблемой помочь не сможет.

Так что Иван через «Скайп» набирает мобильный телефон Молинари. После семи или восьми гудков в трубке слышится недовольный голос, почти рычание разбуженного в неурочный час медведя:

– Да-а-а?

– Том, это Иван. Иван Штарк из Москвы. Не вешай трубку.

– Иван! Какого хрена бы мне вешать трубку? Ты где, сукин ты сын?

– Я дома. В Москве.

– Твою мать.

Пауза. Иван ждет, что дальше скажет Молинари, раз уж он не так обижен, чтобы просто прекратить разговор.

– Знаешь, Иван, я бы еще мог простить тебе гигантскую шишку на моем темени и частичную амнезию, но за то, что ты продинамил мою маму, я буду мстить, как умеют только итальянцы. О’кей, я понял, где ты, но где сраные картины? Винс говорит, что с музеем никто не связывался.

– Насколько я знаю, они у адвокатов Федяева. Может быть, оно и к лучшему, что их пока не отдали в музей. Расскажи мне про шишку и амнезию – если я виноват, я хочу загладить вину. Потому и звоню.

– Расскажу при встрече. Должен признаться, мне немного стыдновато, что я попался, как лох. Если коротко, шишку набил тот парень, который был с твоей девушкой. Я сам виноват. А почему лучше, что картины не отдали?

– У меня тут было немного времени подумать. И, по-моему, это копии.

– Но Винс же сказал…

– Винс сказал, что нам надо связаться с музеем, хотя еще не получил результатов экспертиз.

– Ну и что? Он же сравнил картины с описаниями!

– Все равно, сам подумай, зачем ему такой риск? И куда ему спешить?

Снова повисает тишина. Иван продолжает:

– Я хочу найти специалиста по Рембрандту и Вермееру. Убедить его приехать в Бостон и посмотреть на картины, когда их отдадут музею. Без тебя все это не получится. У меня нет в паспорте штампа о выезде, меня не пустят обратно в Штаты. Если я пришлю тебе паспорт курьерской почтой, ты сможешь с этим помочь?

– Мм… Да, думаю, да. Я знаю кое-кого в Джей-Эф-Кей.

– Спасибо. А я пока попробую найти эксперта. Отложишь вендетту, пока не закончим?

– Попробуй убедить мою маму, что у тебя были веские причины не прийти. Жду твою посылку. Куда тебе прислать адрес?