Леонид Бершидский - Дьявольские трели, или Испытание Страдивари

— Боб не умер, — говорит Анечка.

— Нет. Но это лишь сбой, исключение, подтверждающее правило. Он не мог долго оставаться в живых после того, как утратил скрипку, променяв ее на вас, а потом еще и обратившись в трусливое бегство. Ивановы передавали скрипку от деда к внуку, потому что знали, чего она требует от них. Вера и верность — профессор Карл Давыдов все про это объяснил, передавая скрипку зачинателю династии. Ну, и о владельце скрипки он тоже не мог умолчать. Сто сорок три года правила соблюдались, и скрипка звучала. Те, кто слышал ее, покидали концертный зал другими, чем вошли в него. Роберт разорвал цепь, и теперь я должен передать инструмент следующему.

— Я вчера покинул зал другим, — окончательно выходя из транса, возражает Лэму Штарк. — Вы рассказали о ваших правилах, но их цель точно не в том, чтобы продолжалась музыка.

— Правила есть правила. Вы должны понимать это не хуже меня. Зачем, по-вашему, я выправил все бумаги и теперь наконец застрахую инструмент?

— Да, зачем? Уверен, что такому, как вы, это ни к чему. — Штарк теперь без страха смотрит Лэму в глаза: магия больше не действует на него.

— Вот как раз с документацией у нас всегда все в порядке, — спокойно отвечает Лэм. — Времена меняются, и надо действовать по правилам эпохи. Теперь скрипку будет передавать в пользование наш благотворительный фонд, и мне не придется мотаться по всему миру, разыскивая инструмент и предъявляя каждому встречному доказательства, что он мой.

— Благотворительный фонд? — Штарк рассмеялся бы, если бы не потерянное лицо Анечки напротив.

— Имени Гете, — подтверждает Лэм. — Известную цитату в качестве девиза регистрировать не будем, но она подразумевается.

Тут Анечка стремительно вскакивает из-за стола, выхватывает из футляра скрипку и с размаху опускает ее на голову Лэму…

Когда Иванов-старший хватается за сердце и начинает ловить ртом воздух, а Лэм, бормоча что-то про бездарных, безголовых пустышек, опускается на колени, чтобы подобрать обломки инструмента, Штарк выкидывает из головы всякую дьявольщину и бежит на второй этаж просить корвалол у безутешной Натальи Федоровны.

Закончив отчет для «Мидвестерн», Молинари оттягивает поход к холодильнику — решает сперва заглянуть в почту. К Анечкиному молчанию он уже привык и в принципе ни от кого не ждет писем. Но среди спама — послание от Штарка, предпочитающего обычно «Скайп» или телефон. Вряд ли у него хорошие новости, думает Молинари тоскливо и идет-таки за пивом, прежде чем открывать письмо.

«Том, пишу тебе по почте, потому что к разговору пока не готов. В Москву тебе уже не надо. Анечка сама к тебе летит. Говорит, что хочет дать показания, когда будут судить Людмилу Константинову. Я ей сказал, что еще не поздно и что, если она подтвердит историю про изнасилование, это поможет уменьшить Людмиле срок. Надеюсь, что так и есть.

В любом случае в Москве Анечке больше негде жить. Ее квартира выгорела дотла. Похоже, люди Константинова все же читали американские газеты и так справили поминки по хозяину.

Она сама тебе расскажет, почему не звонила и не получила твою эсэмэску. Я застал ее у родителей Боба Иванова, которые приютили ее на последние три дня. Анечка также расскажет, что случилось со скрипкой. Передай ей, пожалуйста, вот что: Ираклий Амиранов, говорят, лучший мастер в Москве, и он обещал мистеру Лэму, что спасет инструмент.

Лэм — это особая история. Помнишь его глаза? Тебе не показалось, что он тебя гипнотизировал? Я тут покопался в Интернете и в кое-каких старых книгах и теперь кое-что знаю об истории его семьи. В семнадцатом веке доктор Джон Лэм был личным астрологом герцога Бекингемского. Его подозревали в колдовстве, даже посадили в тюрьму, хотя на суде он показывал, что просто фокусничал и продавал всякий „мистический“ реквизит. Из тюрьмы его выручили могущественные покровители, среди них был даже один архиепископ. Но в 1628 году пошел он в театр „Фортуна“, и после спектакля его окружила толпа, решившая покончить с колдуном или даже „герцогским дьяволом“, как его называли. Джон Лэм бежал от толпы и нанял в телохранители матросов, но к тому времени бурлил уже весь город, так что моряки не сумели его защитить. Доктора Лэма побили камнями, и никто не решался приблизиться к его телу всю ночь, до восьми утра, когда уже наконец все поняли, что „дьявол мертв“.

О Джоне Лэме тоже говорили, что он взглядом может вводить в транс, а еще — что он с помощью хрустального шара вызывает злых духов, а одного помещика колдовским способом лишил здоровья и сил. Из чего я могу заключить, что он был сильным гипнотизером и умел вызывать галлюцинации или какое-то их подобие.

Этот Джон Лэм был большой любитель женщин и оставил многочисленное потомство. Он прямой предок нашего мистера Лэма. Всех мужчин в этой генеалогической линии зовут Эбдон с самого семнадцатого века. Я выяснил, что имя это означает „слуга“, „верный последователь“. Имя „Эбдон Лэм“ встречается в истории нескольких знаменитых скрипок: в этом роду давно коллекционируют струнные инструменты. Не только скрипки, но и виолончели, альты, гитары. Как сказал наш мистер Лэм, его род считает своей функцией снабжать достойных музыкантов этими инструментами. Но родители Иванова считают, что Лэм — чуть ли не сам дьявол, который может наказать скрипача, отобрать у него талант, так что скрипка у него не станет звучать. Если это и так, у музыкантов свой дьявол, для обывателей не опасный. А скорее гипнотический дар в семейке Лэмов передается по наследству, как и любовь к музыке.

По крайней мере, Лэм не мстителен. Анечке все сойдет с рук (что именно, она сама расскажет). Но этот тип сильнее прежнего хочет застраховать инструмент.

А что старинные инструменты вдруг перестают звучать даже в самых искусных руках — довольно обычная история. Например, у великой виолончелистки Жаклин Дюпре вдруг утратила звук виолончель Страдивари, на которой раньше играл не менее великий Карл Давыдов. Но она продолжила концертировать с другим итальянским инструментом, а на той виолончели играет сейчас с большим успехом Йо Йо Ма.

Я предложил Лэму денег на ремонт инструмента, но он презрительно отказался. А я должен отказаться от моей доли гонорара, который выплатит „Мидвестерн“. В ходе нашего с тобой дела я совершил серьезные ошибки, которые теперь должен обдумать. Даже не уверен, что хочу их с тобой обсуждать, потому что мне стыдно. Одно я знаю точно: мне очень хотелось бы продолжать с тобой работать, если ты не передумал. Пожалуйста, имей меня в виду, когда будешь брать следующий заказ, а я попробую поговорить здесь с некоторыми полезными людьми, чтобы подтянуть местную клиентуру. Опять же, если ты все еще хочешь иметь со мной дело. Я на самом деле быстро учусь, особенно на собственных ошибках».