Виктор Суворов - Змееед

— Кто-то роет под нас. Кто — не пойму. Знать бы, кто — рога бы отломал. А что с чемоданом?

— Ищем. Никаких следов.

— Я думаю, к этому делу Змеееда подключить. Парнишка хваткий и сообразительный. Он на платформе Северного вокзала три года работал, может быть, он нам подскажет, как это чемодан мог пропасть.

— Понял. Завтра его озадачу.

— Хорошо, что Гуталин в отпуск укатил. Скандал до его приезда не разгорится. А когда приедет, соберет пленум Центрального Комитета. Ему сейчас позарез важно обеспечить себе большинство на пленуме…

— Многие против. Не открыто. Система у нас дурацкая: каждый в отдельности — против, а все вместе — за. А ведь снова все за Гуталина проголосуют.

— Пусть голосуют. Нам бы над системами связи контроль взять плотнее. Остальное приложится. Главное не в том, кто как голосует, а в том, кто охрану пленума нести будет…

И рассмеялись оба.

Она проснулась внезапно. Глубокая ночь. Но, видимо, спала она совсем недолго. Она проснулась оттого, что вдруг во сне поняла, как Николай Палкин устроил систему подслушивания. Все просто. Просто до глупости. Парадный этаж — первый. Это чтоб по лестницам лишний раз не подниматься. В парадном этаже царские покои, тут самый близкие царю люди, тут и его самые важные гости. И он, только он распоряжается, кому в каких покоях обитать! А под первым этажом — цоколь! А в цоколе — вентиляция! Не было тогда вентиляторов. Вентиляция не принудительная, а естественная. Самим царем и придуманная, его рукой утвержденная! Вот Настю Стрелецкую в комнате заточили, окна и двери наглухо заперли, а воздух чистый, свежий из отдушины под потолком ветром веет. Почему? Потому что выведены трубы высоко над крышей, этим разница давления создана и циркуляция.

Трубы из помещений цоколя идут вверх сквозь массивные стены царских покоев… Если их проложить с умом, если учесть акустику, если не прятать их в самую глубь кирпичной кладки, если учесть опыт предыдущих столетий, тогда… тогда можно из помещений цоколя слушать то, что творится в комнатах над ними.

Дальше — дело техники: в таких-то винных погребах, в таких-то арсеналах посторонних быть не должно. Из своей спальни спускайся по тайной лесенке, броди по цоколю, заходи в нужные комнаты, слушай кого хочешь.

Вот над Настей отдушина. А ниже выступ в стене, на который и встать можно. У Николая явно лесенка была. Жаль, у нее лесенки нет. Но выступ тут вовсе не зря. Выступ с умом врезан.

Одна создателю системы проблема: как бы кто другой нечаянно разговоров в царских палатах не услыхал, да систему не обнаружил бы. Для того должна быть какая-то простая совсем, но надежная звукоизоляция.

Забралась Настя на выступ, просунула руку в отдушину, пошарила, нащупала какую-то деревянную колоду, толкнула ее самыми кончиками пальцев. Неожиданно колода плавно отошла в сторону. И Настя явно различила голоса.

— Система у нас дурацкая, каждый в отдельности — против, а все вместе — за. А ведь снова все за Гуталина проголосуют.

— Пусть голосуют. Нам бы над системами связи контроль взять плотнее. А остальное приложится. Главное не в том, кто как голосует, а в том, кто охрану пленума нести будет…

И рассмеялись оба.

Каюта Змеееду понравилась еще до того, как капитан дверь перед ним во всю ширь распахнул. Капитан только приоткрыл дверь, а Змееед сразу все охватил взглядом, все оценил. Совсем небольшая каюта, но до того уютная, что словами не выразить. Мягкий диван кожаный, над ним откидная спальная полка, шкаф встроенный, полочка с книгами, столик, круглый иллюминатор.

И вот Змееед один. Луна в иллюминаторе. Вода за бортом плещется, баюкает. Самое время спать. Но не спится Змеееду. Холованов рекомендовал на работу в Лефортово больше не ходить. Нечего там делать, говорит. Обещал другую работу, еще более интересную. А что может быть интереснее работы исполнителя приговоров? Или пусть даже подручного исполнителя?

И как это — не ходить на работу? Змееед ведь у нас не просто так, он у нас на службе в ГУГБ НКВД СССР состоит. Если на службу не ходить, то хватятся, искать начнут. Правда, Змееед хорошо устроился. Все в группе исполнителей приговоров знают, что он человек Ягоды, что он какое-то особое поручение выполняет, потому может в Лефортове показываться, когда захочет. Но всему есть предел. Слишком долго не появляться нельзя. Да и сам Ягода поинтересоваться может: чем это ты, братец, там занимаешься, и где результат?

Вот если бы Холованов как-то уволил Змеееда из НКВД да на другую должность оформил, то тогда, пожалуйста, тогда в Лефортово он работать не будет… А так ведь в розыск объявят. Нет, иногда там надо бывать. Завтра с утра. Да ведь и дело любимое. Как без него?

Железный Генрих той ночью тоже почти не спал. Последнее совещание в бывшем кабинете Свердлова он завершил около двух ночи. Потом еще перебросился парой фраз со своим секретарем Будановым, а уж после того по ночной Москве понесся в Коммунарку.

Но заснуть долго не мог.

Проклятый Холован! Вздумал сейф Свердлова вскрывать! Это он только прикидывается, что золото ищет! Ему, гаду ползучему, документы Свердлова нужны! А там ведь и на Ягоду что-то может оказаться. Холован с покушением на Ленина хочет разобраться. Он под Железного Генриха роет! А в судьи карлика мерзкого Кольку Ежова позвал.

Железный Генрих, как только услыхал, что Холован сейф вскрывать решил, отправил лучших своих мастеров тот сейф курочить. Опередить Холована надо! Все, что в сейфе есть, вычистить. А всякую дрянь оставить. Но вот уже сутки крутят его ребята всеми возможными инструментами скважину замочную, но ни черта у них не получается. До двенадцати дня, до начала соревнований, еще есть время, может, получится. Ах, если бы получилось!

Настя проснулась ранним утром от грохота засова. Она спала не раздеваясь. Воздух тут чистый, но слишком уж к утру холодный. Одеяло летнее легонькое не помогает. А еще она не раздевалась ради того, чтобы быть готовой к любой неожиданности.

Лязгнула дверь. Вошел человек в форме НКГБ, но почему-то без знаков различия на петлицах, в круглых очках наподобие велосипеда. Вошедший не представился. Настя сидит на кровати своей. Вошедший угнездился на табуретке, к полу привинченной.

Разговор их длился совсем недолго, и явно вошедшего раздосадовал. Это и не разговор был вовсе, а допрос. Настю вошедший чекист вежливо Анастасией Андреевной величал. Перед тем, как войти, он, очевидно, ознакомился с ее биографией. Он, несомненно, понял, что 23 августа 1936 года в 15:10 на первой платформе Северного вокзала Москвы Стрелецкой Анастасии Андреевны не было и быть не могло. Змееед обознался. Человек в очках пришел только для того, чтобы удостовериться, что все обстоит именно так, и очень даже скверно: поймали и заперли вовсе не ту, которая требовалась.