Дэвид Осборн - Открытый сезон

«Здорово придумал», — подумал он. Каноэ не позволит ночному морозу пропитать сыростью и заморозить его одежду. Вдобавок оно прикрывало собой любой случайный отблеск, который он мог произвести. Он свернул обертку от своего рациона и сунул ее в рюкзак, потом вынул оттуда маленький металлический контейнер, в котором находилось пять сигарет и газовая зажигалка. Зажигалка щелкнула и ярко вспыхнула прямо перед его глазами. Он затянулся сигаретой без фильтра — купил специально, так как фильтр разлагается и уничтожается не так быстро. И позднее его могут подобрать, прочесывая местность в поисках улик. С другой стороны, обычная папиросная бумага и недокуренный табак раздавливались и либо разносились на все четыре стороны с первым зимним ветром или же разрушались в считанные дни зимним снегом.

Зажигалка вслед за портсигаром отправилась в рюкзак. Он курил в тишине, лежа на спине и прокручивая в уме завтрашний день. Составление планов — задача сложная, нельзя совершенно точно вычислить поведение других людей. Но вполне можно иметь общие наметки и можно прикинуть места укрытия на случаи, если кто-то не впишется в вашу схему и случайно набредет на вас.

Довольно скоро сигарета закончилась, и он затушил ее о землю возле себя. С утра он от нее избавится. Потом он приблизил к лицу светящийся циферблат наручных часов с будильником и установил стрелку будильника на шесть. Будет еще темно. Семь тридцать — самое раннее, когда в хижине может кто-то проснуться. Это даст ему достаточно времени, чтобы перекусить, выбраться из-под каноэ и привести в порядок любые нарушения, которые он мог нанести маскирующим кустам, проползая через них, а потом добраться до своего дневного наблюдательного пункта.

Сегодня последний раз, когда он может вытянуться и по-настоящему выспаться. Назавтра он переместит свою базу, свое укрытие, в качестве необходимой предохранительной меры, так как-очень скоро его начнут отчаянно искать и во-вторых, чтобы облегчить себе передвижение во всех направлениях. С завтрашнего дня, разве что ему очень уж повезет, он может не иметь возможности спать более семи-десяти часов.

Он поднял воротник куртки, перевернулся на бок и, вслушиваясь в тихий плеск озера о прибрежные валуны прямо у его ног, вскоре провалился в глубокий и спокойный сон.

Нэнси постепенно пробуждалась от холода, ослепляющей головной боли и тупой тошноты от слишком большого количества, выпитого. Находясь еще в полусознании, она пыталась согреться о длинную голую спину Грэга, но этого оказалось недостаточно. Одеяло сползло с него и с нее на пол. Чтобы заполучить его обратно, ей пришлось бы перелезть через Грэга, а для этого ей было слишком плохо. Арт и Кен распростерлись на других кроватях в мертвом сне.

Потом страх окончательно разбудил ее. Спасительная темнота ночи улетучилась и с ней вместе слепая уверенность и поглощающая истерия, которой она позволила себе свободно поддаться. Осталось только чувство беззащитности, жуткого отвращения и вины при воспоминании о полученном удовольствии. Хуже всего прочего было постепенно нарастающее в глубине ее грызущее сознание того, что, позволив им все до конца, она осталась совершенно безоружной, лишилась той женской таинственности, которой могла бы их завлекать

Ибо она позволила им совершенно все. Она вступала в интимные и запретные акты любви с Кеном и с Грэгом, никто из троих не обращал никакого внимания на Арта, который наблюдал с отвисшим ртом и горящими глазами. Потом она позволила каждому воспользоваться своей очередью, одновременно продолжая свое занятие с другим. Это было только начало. Ненасытные, они вновь накинулись на нее, вместе. И она, к тому времени уже такая же ненасытная, охотно отвечала их глубокому отработанному ритму. Их рты выкрикивали ей пакости и ругательства, и она радостно отвечала им тем же, и тут присоединился Арт, и, в конце концов, она желала его даже больше, чем Кена и Грэга.

«Бедняжка Мартин, — подумала она, — он слышал все». А позже Арт специально пошел и развалился перед ним в кресле, гротескно голый и высокомерный. Его пьяная заплетающаяся речь, когда он, хихикая, во всех деталях пересказывал все, что она делала. А потом он стал возиться с брюками Мартина.

Она поплелась на кухню за выпивкой и задержалась в дверях с бутылкой бурбона в руках и горящим от бурбона ртом, полупьяная, прислушиваясь зачарованно к Арту, чувствуя новый прилив. Мартин видел ее в свете камина, обнаженную и попытался отвернуться к стене. Но Арт держал его крепко, шатаясь, поглаживая и хихикая. Она вернулась к Кену и Грэгу, найдя их бодрствующими и поджидающими ее.

Живот ее крутило: она старательно переборола позывы, освободилась от Грэга и сползла с кровати. Она даже представить не могла, что тело может так ныть. Истерзанная, разбитая и беспомощно трясущаяся, она стояла посреди комнаты. Потом отыскала брюки и рубашку, которые одевала днем и толстые охотничьи носки, которые Кен дал ей взамен тапок. Она собрала все это и пошла в ванную одеваться. Когда она вышла, Мартин уже не спал. Слышалось слабое позвякивание его цепи. Он сидел на краю скамьи, глаза отекшие и выражавшие недоверие ее появлению и тому, что с ним произошло. Тело его застыло в сгорбленной изможденной дуге, предплечья на коленях, бессильно обвисшие кисти.

Он был абсолютно чужим. И все-таки это был еще Мартин. В голове её промелькнуло воспоминание — он встречает ее в аэропорту и смущается от ее поцелуя. Когда? Это был он?

Он ничего не говорил. Она прошла мимо него, тихо отодвинула задвижку на двери и вышла из хижины.

Начало подниматься солнце. Его изломанные лучи пробивались причудливым рисунком сквозь верхушки деревьев в лесу за озером.

Вода была серебристо-красной. Она наклонилась и погрузила руку. Та онемела. Вчера Кен сказал, что еще через несколько дней появится лед. В этот момент она услышала его смех и обернулась. Он приближался со стороны хижины по белой мерзлой земле, голый, с перекинутым через плечи полотенцем, тело его выделялось странной белизной по контрасту с темными волосами на его паху. Она подумала, как странны обнаженные мужчины, такие узкоплечие и тонконогие. За исключением Грэга.

И тут появился Грэг, следом и Арт.

— Хей, Нэнси!

Кен ухнул, сбросил свои мокасины и, не давая себе возможности передумать, пробежал вприпрыжку три гигантских шага по ледяной разбрызгивающейся воде, нырнул, И с ревом выскочил, как ошпаренный. Грэг потянулся к Нэнси и стал дергать пуговицы се рубахи.

— Ну-ка, вперед, девочка!

Он игнорировал ее визг, а Кен, смеясь вышел из воды, и стянул с нее штаны такими холодными руками, что они обжигали. Грэг ухватил ее кисти, а Кен щиколотки. Так они ее и тащили, распростертую, потом стали раскачивать, считая до трех, с каждым разом подбрасывая все выше и выше.