Уве Шомбург - Код Вавилона

Согласно завещанию Форстер оставил свои произведения искусства различным музеям. Деньги от продаж, равно как и остальное свое состояние, он завещал ЮНЕСКО и ЮНИСЕФ, чтобы на эти деньги была оказана помощь в восстановлении Ирака. Особое внимание при этом должно быть уделено окрестностям Вавилона.

«Ни слова про него, ни слова про его груз», — довольно подумал Крис. Но это могло ничего не значить. Полиция — если она его ищет, — из тактических соображений будет умалчивать ту информацию, от которой зависит успех розыска.

Он еще раз посмотрел на расчеты. Вид у них был безнадежный. Тогда он взял мобильник Рицци и набрал номер, который дал ему Форстер.

— Да, — голос на другом конце казался сильно прокуренным.

Крис ошеломленно молчал. Он не рассчитывал, что ответит ему женщина.

София-Антиполис близ Канн

Вторник

Джесмин Пирссон с подгибающимися коленями стояла в коридоре клиники и не отрываясь смотрела через открытую дверь палаты на взрослую кровать, на которой совсем терялось под одеялом детское тело.

Маттиас Кьельссон с бледным лицом и болезненно-известковым цветом кожи смотрел на свою мать, которая сидела на краю кровати и улыбалась ему. Яркое постельное белье с радостными рисунками по мотивам какой-то детской книжки словно издевалось над ними всеми.

Семилетний мальчик слабыми руками поднял вверх фигурку Бионикла. Он попискивал своим ослабленным голоском почти как мышка, изображая сцену из Легенд Метру Нуи. Пару часов назад он посмотрел фильм, который привезла ему Джесмин, и после этого в изнеможении заснул.

У Джесмин выступили слезы, и глаза сестер встретились. В глазах Анны Кьельссон слез не было, только бесконечная печаль.

Жак Дюфур спокойным шагом прошел по коридору и вошел в палату, не взглянув на Джесмин. Анна что-то сказала Маттиасу тихо и проникновенно, потом встала и последовала за врачом. Они направились через холл в помещение для посетителей.

Обе сестры молча сели, не сводя глаз с Дюфура, а тот, странно измученный и задумчивый, взял со стола папку.

— Я должен вам с сожалением сказать, — обратился Дюфур к Анне, — что ваш сын действительно страдает наследственно обусловленной болезнью обмена веществ, недостатком Альфа-1-антитрипсина. При выраженном фенотипе ZZ образование сыворотки находится на уровне не более двадцати процентов от нормальной концентрации, соответственно присутствует высокая опасность, что болезнь будет прогрессировать.

Врач только подтвердил то, что они уже знали. На длинном плече хромосомы 14 образовалась точечная мутация. Аминокислота глютамин была подменена аминокислотой лизин.

Энзим антитрипсин принадлежит к протеинам острой фазы, он усиленно образуется в печени при воспалениях в организме — для борьбы против разрушения протеина в клетке. Из-за недостатка энзима клетки печени могут разрушаться.

— Маттиас относится к числу детей, у которых самая тяжелая форма, и — как следствие — у них развивается необратимая болезнь печени.

Джесмин не отрываясь смотрела на свою сестру. Морщины прорезали лицо Анны, словно каньоны. Губы выродились в тонкие и ожесточенно сжатые черточки, а мимические морщинки мутировали в горестные складки.

Джесмин знала, как беспощадно Анна корит себя, что не спохватилась вовремя. Но это была нелепость. Болезнь была не такой уж редкой, и тяжелые заболевания печени не были ее автоматическим следствием.

— Когда заметили, это уже нельзя было остановить, — Анна с трудом выговаривала слова. — Врачи говорили, что трансплантация — единственная возможность спасения. Это кошмар.

— Почему же не прибегли к этому? — спросил Дюфур и внутренне вздрогнул. Опять это «почему». Почему эксперимент с Майком Гилфортом не удался? Почему молодой американец умер? Почему он уговорил его дать согласие на эксперимент? Почему теперь этот маленький мальчик?

— Прежде всего необходимо было, чтобы в нашем распоряжении оказалась соответствующая детская печень. Донор и реципиент не должны отличаться по весу больше, чем на двадцать пять процентов. Маттиаса могла спасти только смерть другого ребенка. Но та печень ему не подошла. Такое случается процентах в двадцати донорских органов.

Джесмин содрогнулась, вспомнив о том, что Анна проделывала после этого.

Тогда сестра все чаще стала обсуждать с ней возможность пересадки печени живого человека. Поскольку печень состоит из двух долей, а левая доля гораздо меньше правой, существовала возможность пересадить ребенку левую долю печени здорового родителя. Благодаря этой возможности лист ожидания у детей был сравнительно коротким.

Джесмин с ужасом вспоминала тот вечер, когда Анна спросила ее, смогла бы она пойти на такую жертву.

— Я не могу ответить на этот вопрос. Даже чисто гипотетически. Я не могу просто сказать: да, я это сделаю. Я смогу ответить, только если дойдет до конкретного дела. Все остальное, на мой взгляд, нечестно. А почему ты спрашиваешь?

И Анна безутешно разрыдалась.

— Я решила отдать мою левую долю печени. Для моего сына! — выкрикнула она сквозь слезы. — Но из этого ничего не вышло! У меня другая группа крови. А условие пересадки — одна группа.

Два дня Джесмин бродила по родным лесам, как оглушенная, а потом подвергла себя обследованию, от результатов которого все зависело. Но и ее группа крови не подошла, и она была избавлена от самого тяжелого решения в своей жизни.

Еще одна надежда забрезжила, когда показалась возможной трансплантация левой доли чужой взрослой печени. Однако предоперационное иммунологическое обследование прошло отрицательно. Проба на перекрестную совместимость из сыворотки реципиента и белых кровяных телец донора показала абсолютную непереносимость. Трансплантация оказалась бы смертельной.

Последней надеждой Анны было то, что ее сыну поможет генная терапия.

— Джесмин, зря, что ли, ты работаешь в такой организации? Тебе ведь лучше знать, как далеко вы продвинулись. Ты же можешь разведать, где проходит испытания программа с новыми медикаментами, которые спасут моего сына! Прошу тебя! Иначе он умрет! Даже если вы используете святую воду — дай нам знать. В какой бы части света это ни происходило.

Анна кричала, грозила, негодовала, плакала, она молила, она обнимала, прижимала к себе, чуть не душила, отталкивала и валилась в истерическом плаче.

Джесмин порасспросила в концерне Тайсэби и поспособствовала контакту.

Она тряхнула головой, отгоняя эти воспоминания, и снова вслушалась в спокойный голос Жака Дюфура:

— А что с отцом? Почему он не предложил себя в качестве донора?

— Он исчез вскоре после родов. Сын так нуждается в нем, а его — нет. — Анна так скрипнула зубами, что Джесмин пробрало до мозга костей.