Уве Шомбург - Код Вавилона

— Вначале создание неба и всего мира, то есть универсума. Затем первый свет, который Бог называет Днем, пронизывает мантию из газа и пыли пустынной Земли в качестве подготовки всяческой жизни. Бог разделяет небо и землю и так создает гидрологический цикл, то есть температуру и давление. Наконец, четвертым шагом он дает возникнуть суше и морю…

Марвин возбуждался все сильнее, и Лавалье уже махал руками, утихомиривая его, но Преторианца уже нельзя было остановить.

— …в одиннадцатом стихе, наконец, — создание растений: из воды, света и большого количества двуокиси углерода. В качестве шестого шага, опять же, растения производят кислород, из-за чего атмосфера изменяется и становится «прозрачной», становятся видимы небесные светила — такие, как Солнце и Луна, они дают Земле свет и отделяют день от ночи, а времена года друг от друга. Седьмым шагом Бог повелевает, чтобы в воде и в воздухе зародилась жизнь, затем — скот и дикие животные на суше. — Он набрал воздуха. — И затем Бог создает человека и завершает свое творение на седьмой день. С тех пор он не создал ничего нового! — Голос Марвина, только что гремевший, понижается до едва слышного шепота. — Лавалье, вы только подумайте. Вероятность того, что Моисей правильно отгадал и записал эту последовательность, лежит в расчетах теории вероятности за пределами миллионов. Не говоря уже о самой последовательности — как Моисей пришел к тому, чтобы отобрать именно эти шаги творения, которые и наука признает как основополагающие для возникновения Земли и жизни! В отличие от других мифов о творении с их ошибками.

— Месье Марвин, но ведь я с вами целиком и полностью согласен!..

— Это дело рук Бога! — Марвин опять раскричался. — Это должны знать все! Мы — Преторианцы Священного Писания. И в этом великое различие между нами и протестантами. Мы обращены к нашему Богу. А те аргументируют без Бога, предают Бога, они отрекаются от него. Они не лучше, чем эти, которые выступают за эволюцию.

— Месье Марвин, почему тогда католическая церковь признала эволюционную теорию?

— Замешательство, Лавалье. Замешательство на высшем уровне. Но наша священная задача будет поддержана…

На последнем слове его перебил звонок мобильника. Он отпил глоток вина и ответил коротким «да».

Услышав фамилию звонящего, Марвин встал и вышел в соседнюю комнату. Лавалье был чем-то вроде ассистента Марвина по Европе. Он был близок к отцам церкви, но последнее испытание молодому французу еще только предстояло выдержать. До тех пор ему дозволялось знать далеко не все.

— Рассказывайте. — Глаза Марвина сузились в щелки. — Кто эта свинья?

— Он называет себя Рицци, — сказал мужской голос в трубке.

Берлин

Немного спустя

Телефонный разговор поднял кровяное давление Джастина Барри до уровня, грозящего инфарктом, и его лицо побагровело. Хоть Марвин и ни словом не обмолвился о его предыдущей неудаче, он знал, что на сей раз это был его последний шанс.

Он пригладил ладонями свои темные, по-военному коротко подстриженные волосы, выпил хороший глоток коньяка и холодно посмотрел на своего заместителя Колина Глейзера.

Колин Глейзер мог бы сойти за брата-близнеца молодого Алена Делона. Год назад Марвин сделал его шефом службы безопасности по работе в Европе, даже не спросив его согласия, еще раз давая тем самым понять, что все определяет он.

Барри был шефом службы безопасности Преторианцев, причем уже пять лет. Бог был для него неким реликтом до тех пор, пока на первой войне в Персидском заливе рядом с ним не взорвалась иракская граната, а он каким-то чудом выжил.

Тогда, в тихие и звездные пустынные ночи, он припомнил забытые молитвы своей юности. На солдатской койке, в палатке, хлопающей брезентом на ветру пустыни, он заключил однажды ночью среди храпящих товарищей новый союз с Богом и дал обет вечной верности и повиновения.

Послевоенная жизнь привела его в контрразведку на военно-морской базе в Сан-Диего, где он годы спустя столкнулся с Преторианцами и примкнул к ним. Марвин и Барри сразу нашли общий язык. Оба пришли к Богу на войне. Марвин — во Вьетнаме, а Барри — в Персидском заливе. Оба видели в войне необходимое испытание, чтобы обрести свой истинный путь. Для Марвина к тому же был значим опыт Барри в контрразведке, этот опыт хорошо ложился в его планы, и он сделал его шефом службы безопасности.

Барри создал команду, целиком и полностью преданную Марвину и его целям. Погоня за древностями была до сих пор их важнейшей задачей, потому что от этого зависело признание братства мирян в качестве церковного ордена.

— На этот раз провала допустить нельзя, — пробормотал Барри, падая в кресло. Они поселились с удобствами в одном из берлинских шикарных отелей. — Иначе я застряну в заднице.

— Да уж не застрянешь, — Глейзер пялился в телевизор и прибавил громкость, которую он отключил на время телефонного разговора Барри с Марвином.

«Ты только того и ждешь», — подумал Барри, налил себе еще коньяка и припомнил события последних дней.

Поначалу они несколько месяцев не могли идентифицировать Форстера в качестве загадочного музейного мецената, который делал предложения музеям Берлина, используя все время разных посыльных и разные каналы. И только полторы недели назад им это наконец удалось — когда они сумели отследить маршрут последнего посыльного от Берлина до женевского охранного предприятия.

Их выбор пал на Фредерика Берга. Этому человеку уже недолго оставалось до пенсии, он был приземистый, полноватый, с пухлым лицом и глазами проворной белки, которые постоянно смотрели виновато. Он отвечал за подбор персонала в том охранном предприятии, которое предоставляло последнего посыльного, и за пачку долларов был готов продать все, что они хотели знать.

Решающую информацию от Берга Барри получил днем в субботу в Кафедральном соборе св. Петра в женевском Старом городе.

— Наши люди сегодня с утра загружают транспорт. Он готовится к отправлению завтра вечером. В Париж. Лувр. Прибывает туда утром в понедельник. Выгружается. Ночует там. А во вторник следует дальше в Берлин. Вечером в среду отправляется назад.

Они уже несколько дней следили за виллой Форстера в Коллонж-Бельрив и наблюдали его прибытие к вечеру субботы. Старик все воскресенье продержал их на ногах. Он ездил в парк Малагну и любовался в Musée d'histoire naturelle копией скелета Люси, прежде чем к вечеру основательно пообедать в изысканном ресторане одного шикарного отеля.

Его телохранитель Антонио Понти всегда находился при нем. Он отвез антиквара назад на виллу, и поздним вечером они выехали в направлении Франции.