Антон Сибиряков - В поисках любви

Тепло маминых ладоней. Мой смех. Высокие сосны, шумящие за окном в бескрайнем синем небе. Золотистая пыль, переливающаяся в вечности солнечных лучей. Калейдоскоп красок. И желаний.

«Мой мальчик»

Так близко. Ее давно ушедший голос.

Зерна памяти в земле прошлого. Они не дадут всходов. Почва давно очерствела. Стала бесплодной.

«Сынок»

Голос отца. Слезы в моих глазах. Детские пальцы, тянущиеся к его, несуществующей руке…Фотография в рамке… Рваные кадры чего-то большего, так и не ставшие полноценным фильмом.

Останавливаюсь в одной из вонючих арок. Закрываю глаза и долго стою, вслушиваясь в собственное тяжелое дыхание. Тело зудит от пота и грязи. Чешутся раны. А чертов холод пробирает до костей… Но я не двигаюсь с места. Я все тянусь и тянусь к его огромной, сильной ладони. И когда хватаюсь за нее, из темноты выныривает бледное лицо, оскалившееся зубами-иглами…

Колени подгибаются…

…Вздрагиваю. Страшный сон…

Мне необходимо выспаться.

Протираю глаза трясущимися пальцами. Руки пахнут костром.

Лера.

Горечь вспыхивает в груди, но я не позволяю ее пожару вырваться наружу. Заставляю себя двигаться. Вперед.

Ее голос.

«Я видела его, Антон»

Нет! Я не должен слушать. Именно так сходят с ума.

«Я видела того, кто утащил меня в бездну»

По спине ползет озноб. Темень арки шевелится, будто в ней копошатся тысячи насекомых.

«Я знаю, кто он»

Горло обматывает сухой страх. Он сползает в желудок, пробирается к ногам, вытягивая из мышц каждую жилу. Сердце рвется из горла красным куском так, что отдается стуком в висках. Стараюсь ускорить шаг. Ботинки скользят. Под подошвами хрустят сотни раздавленных жуков. Стены, превратившиеся в стрекочущие массы, надвигаются на меня, желая прикоснуться. Поглотить. Вобрать в себя…

— Господи…

Рвусь к спасительному свету, рваный овал которого, словно хихикающий малыш, убегает от меня прямо под колеса тяжеловоза.

«Я видела его. Я видела его. Я видела…»

Голоса. Со всех сторон. Лера.

«Ты знаешь, кто он…»

Вырываюсь из тьмы.

— Антон!

Эхо ее голоса ударяет мне в спину. Оборачиваюсь на жуткий запах горелой плоти. И вижу…

— Нет… — отшатываюсь в сторону. — Нет, Боже…пожалуйста…

Темный, безликий силуэт стоит у самой границы света.

— Антон…

Зовет меня.

— Прошу тебя…Ты умерла…Лера…прости меня… — из глаз моих текут слезы. — Я оставил тебя там…Прости…

— Это не так, Антон…Я докажу тебе…

Черная, скрюченная рука тянется к тусклым солнечным лучам…

— Нет!..

…и вспыхивает ярким пламенем. Огонь обвивает обугленную плоть. Скользит по ней, будто шелковая ткань.

— Совсем не больно, — она рассматривает полыхающую ладонь. — Я горю, Антон. Почему я вся горю?..

Пламя взбирается по плечу, впивается в грудь, в лицо, смыкается на шее.

Ноги мои дрожат. Больше не держат меня. Я оседаю на колени, не чувствуя их разбитой боли. Не ощущаю тела. Только глаза — глубокие выжженные дыры, засыпанные солью. Только они…

— Ты горишь от любви, Лера…

— Правда?

Она медленно превращается в пепел. Его черно-белые листья летят ко мне, касаются щек, ложатся на плечи, падают на асфальт. И на секунду, на некий миг, не подвластный времени, она обнимает меня, крепко прижимая к своему, почти невесомому телу. Теплые губы касаются уха.

— Любимый…

И я улыбаюсь. Пытаюсь прижать ее к себе, но руки смыкают пустоту. Сжимаю в безысходности кулаки и, в удивлении, обнаруживаю в ладонях мягкую золу. Разжимаю пальцы. Черную сажу тут же подхватывает ветер, и она, легкими змейками струясь по линиям судьбы, исчезает навсегда.

На правой грязной ладони лежит ключ. Серая сталь, погрызенная клыками замочной скважины.

Разглядывая странный подарок из сумрака, не замечаю, что сижу в черном круге, начерченным пеплом. И когда поднимаюсь, лишь тогда…

— Что?..

Гляжу в недоумении себе под ноги. Отступаю за пределы круга. И только теперь различаю жирную букву В,заключенную внутрь кольца.

Вдалеке слышится вой сирен.

Поднимаю голову.

Стая проснулась. Услышала стоны покалеченных собратьев. И теперь спешит им на выручку, когтями выбивая из земли мерзлые комья грязи.

Мне нужно уходить. Но я не знаю как… куда? То, что я видел здесь…было ли это сном?..

Под ногами только блестящий инеем асфальт. Никаких знаков.

— Ключ…

Он все еще в моей руке.

Что он готов показать мне? Какие из дверей — открыть?

Снимаю с плеча автомат и забрасываю на козырек подъезда.

Ты не отступишься.

Шепот из бездны.

— Нет…

Тогда готовься шагнуть во мрак.

Веки слипаются. Серая округа раскручивается, словно пустая карусель.

Сирены становятся ближе. Не воют больше. Жалобно скулят по погибшим друзьям.

Ухожу не оглядываясь.

Оставленное здесь оружие собьет мой след. Подарит еще несколько минут форы. Город проснется. И я сумею затеряться в толпе.

Иду все быстрее…

Бегу.

Морозный воздух проникает в легкие. Рвет горло.

Прошел всего лишь день. А мне кажется, что я бегу уже целую жизнь.

Усталость болтается за спиной тяжелым рюкзаком. Пригибает к земле.

Город оживает.

Встречаю румяных детей, спешащих в школу. Их бледных родителей, с опухшими ото сна лицами. Дворников, с метлами наперевес.

По дорогам скользят первые автомобили. Как конфетки-ассорти, высыпанные из железных баночек-гаражей, они катятся по улочкам в самые дальние уголки города. Подмигивают друг другу красными огнями, улыбаются, сигналят.

Ловлю одну из них взмахом руки и протискиваюсь на заднее сидение. Водитель не оборачивается. Его глаза глядят на меня с узкой полоски зеркальца.

Переключает ручку скоростей.

— Куда?

— В морг.

Усмехается.

— Повезло тебе. Еду в ту сторону.

— Спасибо.

За тонировкой окон шумит вокзал. Зеленое здание с вечно распахнутыми дверями. Электронное табло над его крышей показывает — 7-39

В машине пахнет дешевым лосьоном. И сгоревшей пылью. Гудит печка. Ее теплое дыхание заполняет салон, проступая на стеклах мутной испариной.

Откинувшись на спинку, стараюсь вздремнуть. Но вместо этого проваливаюсь в черную бездну. И те минуты, пока я сплю, мне снятся щупальца. А потом, одно из них грубо хватает меня за плечо и выбрасывает из кошмарных вод на сырой и холодный берег.

— Прибыли, — голос водителя. Его сильная пятерня сжимает мое плечо. Трясет.

В недоумении гляжу по сторонам.

— Проснулся? — он отпускает меня и возвращается к зеркальцу. Вижу его тонкие, сухие губы, растянувшиеся в улыбке. И черную щетку усов.

Протираю лицо грязными ладонями.

— Господи…простите…

— Да ничего, бывает.

Думаю о том, что у него нет лица. Отдельная нарезка. Куски.