Маргарет Миллар - Как он похож на ангела

— Ни малейшей! Вы можете сидеть тут сколько угодно и размышлять, не был ли О'Горман хитрым мерзавцем или тайным заговорщиком, но я-то знаю, что он кран в ванной не мог открыть самостоятельно.

— Вы говорите, что в работе ему помогала миссис О'Горман. Может, она ему и в чем-то другом помогала?

— Послушайте, Куинн, — сказал Ронда, хлопнув ладонью по столу, — мы с вами ведем речь о двух очень хороших людях.

— Таких же, как та симпатичная бухгалтерша, о которой вы только что упомянули? Я не загоняю вас в угол, Ронда, я просто перебираю варианты.

— В этом деле их можно перебирать до бесконечности. Спросите шерифа, если мне не верите. Он подозревал, по-моему, все, кроме поджога и детоубийства, и все расследовал. Хотите посмотреть досье, которое я тогда собрал?

— Разумеется, — сказал Куинн.

— Там у меня все сведения, а не только те, что мы печатали в «Чикото ньюз», — кое-что я придерживал, чтобы не расстраивать Марту. К тому же мне, откровенно говоря, всегда казалось, что эта история когда-нибудь опять всплывет. Представьте себе, что в Канзасе, или там в Сиэтле, или в Нью-Йорке прихватят на разбое какого-нибудь малого, который сознается, что О'Гормана убил он. Вот тогда все окончательно встанет на свои места.

— А вы не надеялись, что О'Горман найдется?

— Надеялся, но не очень. Когда он вышел в тот вечер из дома, у него не было ничего, кроме двух долларов, машины и того, во что он был одет. Деньгами ведала Марта, поэтому она с точностью до цента могла сказать, сколько у него при себе было.

— Он ничего не взял из одежды?

— Нет.

— Счет в банке у него был?

— Совместный с Мартой. О'Горман спокойно мог снять с него деньги без ее ведома или занять у кого-нибудь, но он этого не сделал.

— Было у него что-нибудь ценное, что можно было заложить?

— Часы, которые стоили около ста долларов, подарок Марты. Их нашли в ящике письменного стола.

Ронда закурил еще одну сигарету, откинулся на спинку вращающегося кресла и задумчиво посмотрел в потолок.

— Кроме всех, так сказать, прямых доказательств, которые исключают добровольное исчезновение, есть еще и косвенное: О'Горман полностью зависел от Марты, с годами он совсем превратился в ребенка, он не прожил бы без нее и недели.

— Ребенок такого внушительного возраста мог сильно действовать на нервы. Может, шериф зря отказался от версии детоубийства?

— Если это шутка, то неудачная.

— Я вообще плохой шутник.

— Пойду принесу досье, — сказал Ронда, поднимаясь. — Не знаю, почему я так суечусь. Наверное, потому, что хотелось бы покончить с этой историей раз и навсегда, чтобы Марта влюбилась в кого-нибудь и вышла замуж. Из нее получится отличная жена. Вы ее наверняка наблюдали не в лучшем виде.

— Скорее всего да, и вряд ли мне представится другой случай.

— У нее такое чувство юмора, столько сил…

— Ронда, на вашем рынке нет ни спроса, ни предложения.

— Вы очень подозрительны.

— Самую малость — по природной склонности, образу мыслей и жизненному опыту.

Ронда вышел, а Куинн сел на стуле поудобнее и нахмурился. Через стекло ему видны были макушки трех голов: Ронды с растрепанными волосами, какого-то коротко стриженного мужчины и женская — с тщательно уложенными локонами цвета хурмы.

«Рубашка, — думал он, — да, рубашка и лоскут от нее… Почему в такой жуткий вечер О'Горман не надел куртку или плащ?»

Ронда вернулся с двумя картонными коробками, на которых бегло написаны всего два слова: Патрик О'Горман. Они были наполнены вырезками из газет, фотографиями, любительскими снимками, копиями телеграмм, официальными запросами и ответами на них. Большинство были из полицейских управлений Калифорнии, Невады и Аризоны, но некоторые — из отдаленных штатов, а также из Мексики и Канады. Все было сложено в хронологическом порядке, но, чтобы изучить материал, требовалось время и терпение.

— Можно я это позаимствую на вечер? — спросил Куинн.

— Зачем?

— Хочу кое-что посмотреть внимательнее. Например, описание машины, в каком ее нашли состоянии, была ли включена печка.

— Почему вас интересует печка?

— По словам миссис О'Горман получается, что ее муж выехал из дому в дождь и ураган в одной только рубашке.

— По-моему, про печку нигде ничего нет, — сказал Ронда после минутного замешательства.

— А вдруг есть? Я бы в мотеле не спеша все перебрал.

— Ладно, забирайте, но только на один вечер. Может, вы действительно заметите что-то новое.

По голосу чувствовалось, что он считает затею Куинна безнадежной, и к восьми часам вечера Куинн готов был с ним согласиться. Фактов в деле О'Гормана было мало, версий — множество («Включая детоубийство, — думал Куинн. — Марте О'Горман малютка Патрик мог смертельно надоесть»).

Особенно заинтересовал его отрывок из показаний Марты О'Горман коронеру: «Было около девяти часов вечера. Дети спали, я читала газету. Патрик был весь как на иголках, не находил себе места. Я спросила его, в чем дело, и он ответил, что допустил ошибку, когда днем оформлял на работе какой-то документ, и что ему нужно съездить туда и исправить ошибку, прежде чем кто-нибудь заметит. Патрик такой добросовестный… извините, я больше не могу… Господи, помоги!..»

«Очень трогательно, — думал Куинн, — но факт остается фактом: дети спали и Марта О'Горман могла уехать вместе с мужем».

О печке он не нашел ни слова, а вот фланелевому лоскуту внимание уделялось большое. Кровь на нем была той же группы, что у О'Гормана, и он был вырван из рубашки, которую О'Горман часто надевал. Это подтвердили Марта и двое его сослуживцев. Рубашка была из яркой, желто-черной шотландки, и О'Гормана часто дразнили на работе, что он, ирландец, ходит в чужой национальной одежде.

— Значит, так, — сказал Куинн, обращаясь к стене напротив. — Допустим, я — О'Горман. Мне осточертело быть ребенком. Я хочу сбежать и начать новую жизнь. Но чтобы Марта так не считала, мне нужно исчезнуть при загадочных обстоятельствах. Я инсценирую несчастный случай. На мне рубашка, которую опознает множество людей. Я выбираю день, когда льет дождь и река разлилась. И вот машина сброшена в реку, на дверце болтается лоскут. А я стою в мокрых брюках с двумя долларами в кармане, и до родного города — три мили. Гениально, О'Горман, просто гениально!

К девяти часам он готов был поверить в бродягу, голосовавшего на дороге.

Куинн ужинал в кафе «Эль Бокадо», через дорогу от мотеля. Развлекаться в Чикото было особенно негде, и кафе было битком набито фермерами в гигантских стетсоновских шляпах и рабочими с нефтяных приисков в комбинезонах. Женщин было мало: несколько жен, в девять начавших волноваться, что к двенадцати надо быть дома, четверо девушек, отмечавших день рождения, — шуму от них было куда больше, чем от двух проституток, сидевших у стойки бара; женщина лет тридцати с чопорным, без косметики, лицом, нерешительно остановившаяся у входной двери. Ее голову украшал синий тюрбан, на носу сидели очки в роговой оправе. У женщины был такой вид, будто она рассчитывала очутиться не в «Эль Бокадо», а в Ассоциации молодых христианок и теперь не знает, как из этого вертепа выбраться.