Александр Бородыня - Зона поражения

Только накануне Дмитриев получил новые данные, и до сих пор ясно складывающаяся картина вывоза радиоактивного сырья из Припяти развалилась на куски. Уже существующая логика пропала, а новая не появилась.

Сначала газета приобретает за немалые деньги копии закрытых документов, а потом не может использовать их. Обычная практика. Если бы главный знал, что Дмитриев пользуется подобным источником, то скандал разразился бы немедленно.

Из секретных отчетов, которыми обменивались украинская и российская службы безопасности, можно было сделать простой вывод: чернобыльская проблема упирается в субсидии США, получаемые на консервацию станции. Деньги поступали в несколько киевских банков, где и застревали надолго. В результате затягивания перечислений и многократного прокручивания сотен миллионов долларов в руках преступной группы аккумулировались гигантские суммы.

Для осуществления подобной операции требовалась поддержка на самом высоком уровне, и, по всей вероятности, такая поддержка была. Вопрос состоял в одном: кто именно из высокопоставленных чиновников занимается этим делом?

В Киеве органами безопасности был задержан Анатолий Сергеевич Туманов. Обвинения, выдвинутые против сотрудника Министерства энергетики, не имели никакого отношения ни к шубам, ни к кражам зараженного автотранспорта. Туманова обвиняли в преступном посредничестве, в результате которого сто десять миллионов долларов, выделенных США на консервацию Чернобыльской АЭС, пошли не по назначению, а были переведены на счет МОЦ, клиники его двоюродного брата, якобы для закупки новейшего оборудования. Но прямые улики отсутствовали. Оказалось, что к моменту задержания деньги уже все были возвращены в Центральный банк Украины. Основной свидетель по делу, главврач и директор МОЦ Тимофеев Александр Алексеевич, показаний никаких дать не смог, потому что был уже мертв. Туманова освободили.

Конечно, убийство в подвале ракового корпуса теперь выглядело совсем в другом свете. Не важно, как умер Тимофеев, но совершенно понятно, смерть его была совсем неслучайна. Следовало предположить также, что при освобождении Туманова не обошлось без высоких покровителей. Туманов — пешка, и, уж наверное, он еще нужен своим хозяевам. Наверняка это были вовсе не последние деньги. В ближайший месяц Соединенные Штаты обязались произвести следующее вливание.

Все еще работало отопление, и сильные потоки воздуха, с шелестом разгоняемые вентилятором, тепло оглаживали лицо журналиста, давили на сомкнутые веки.

«Предположим, деньги отмывались через МОЦ и что-то братья не поделили, — сидя с закрытыми глазами, размышлял Дмитриев. — Не договорились, в общем. В результате под угрозой оказывается вся махинация, а это сотни миллионов долларов. — Он протянул руку и выключил вентилятор, в кабинете стало тихо. Макар Иванович сосредоточился. — Таким образом получается, что Тимофеева нужно убрать, — думал он. — Предположим также, что Валентина Иващенко, жена депутата Рады, замешана в этом деле. Можно допустить, она женщина бойкая. Валентина водит меня за нос. Она помещает Пашу в клинику и сама, совершив убийство, делает из молодого журналиста свидетеля в свою пользу».

Испытав короткий приступ раздражения, Дмитриев, остался неподвижен в своем кресле. Сдержался, даже глаза не открыл. Нужно было достроить все до конца.

«Все логично! Логично! — думал он. — Ослы мы последние после всего этого. Конечно, Валентина просто подставила своего шефа, а может быть, и сама принимала участие в убийстве. Здесь сходится. Но дальше глупость какая-то. Если Туманов завязан в операции с прокручиванием американских денег, то ему крайне не выгоден скандал. А скандал будет. Вывоз из зоны радиоактивных шуб — это просто гарантированный скандал. А уж тем более вывоз стратегического сырья. Если контейнер вывезти и он будет обнаружен, мировая пресса поднимет вой, и средства на консервацию станции просто перестанут поступать. В результате воровать будет просто нечего. Не сходятся концы. Получается, что главный прав. Все это ерунда. Никакой здесь логики!»

Фотографию команды юных теннисистов, хоть и с большим опозданием, поместили на второй полосе. В Чечне все еще гремели выстрелы, российские войска брали штурмом селение Аргун, когда Паша снова попросился в командировку, Дмитриев не пустил.

— У нас сейчас будет другая работа, — сказал он. — Ты мне нужен здесь, в Москве!

Они поссорились. Дмитриев хотел найти связь между событиями в Киеве и московскими играми, но пока у него не было даже самой маленькой зацепки, и он не стал вдаваться в объяснения. Он хотел подключить Пашу, но не хотел его запутать раньше времени.

Они работали в одном кабинете, но вообще перестали разговаривать, а через три дня пришел очередной скорбный груз. Привезли убитого в Грозном журналиста, и это событие наложилось на уже развившуюся ссору и сделало их отношения просто невыносимыми. Выходило, что в смерти этой косвенно виноват Макар Иванович.

«Груз двести» привезли в редакцию, и мертвое тело в открытом гробу поставили для прощания. Схема одна: острый материал, выстрел. Цинковый гроб. Публичное прощание. Траурная рамка на телеэкране. И заказчик не будет найден, и исполнителей не потревожат, в этом уже не приходилось сомневаться.

Еще через два дня похороны. Паша нес гроб, потому что на этот раз хоронили его близкого друга. Оказалось, они вместе заканчивали журфак. Дмитриев на похороны не пошел, просто формальным образом включил телевизор, когда передавали трансляцию.

«Сколько их из одного выпуска уже погибло? — думал он, прикидывая очередную аналитическую статью-панихиду (все газеты участвовали в отпевании, не отвертишься от пошлости). — Наверное, можно напечатать фотографию выпуска. Отметить на фотографии погибших или, может быть, проще отметить живых…»

Жена возилась на кухне. Гремела посуда. Смешиваясь с похоронным маршем, идущим из телевизора, играло радио — какая-то задорная оркестровка. Глядя на экран, на проплывающие траурные венки, Дмитриев вдруг осознал, чего же он на самом деле хочет. Что мучает его все последние дни и в чем он никак не мог признаться себе.

«Глупо убили парня… Глупо… Совсем ведь мальчишки гибнут… Спешат куда-то и гибнут…»

— Михаил Львович, отпустишь меня в Киев на пару дней? — набрав домашний номер главного, попросил он.

— Телевизор смотришь? — спросил главный. — Да, включил…

— Так же хочешь?

— По-моему, только с молодежью расправляются, — сказал Дмитриев, глядя на экран. — Ты помнишь, Михаил Львович, чтобы грохнули кого-нибудь из нашего выпуска?

— Хочешь быть первым?

— Пустишь в Киев?