Джералд Керш - Ночь и город

Фабиан рассуждал:

— Говорю тебе, детка, чем больше женщин узнаешь, тем больше начинаешь ценить настоящее золото, попадающее тебе в руки. Ты права — я знавал множество милых, симпатичных дам. Когда я жил в Голливуде — только это между нами, — я встречался с Джин Харлоу.

— Только не говорите мне, что я нравлюсь вам больше, чем Джин Харлоу.

— Но это правда! Она и мизинца твоего не стоит. Здесь нечто большее, я сам не знаю что. Ты не то чтобы очень красива, но в тебе есть что-то большее. К тому же я бы никогда не влюбился в блондинку.

— Большинству мужчин нравятся блондинки.

— К черту блондинок.

Мэри закусила губу.

— Ну, я не знаю, — проговорила Хелен. — Некоторые блондинки очень недурны. Взгляните на миссис Носсеросс: она пользуется успехом у мужчин — у мужчин определенного типа, разумеется, и все же у нее не отнимешь своеобразной привлекательности.

— Уф! — фыркнул Фабиан, и его правая рука дернулась, будто потянула невидимую цепочку. — Привлекательности! Для кого? Для старых слюнтяев вроде Фила Носсеросса? Бог мой, детка, я знавал Мэри, когда она была обычной стриптизершей в клубе «Саксофон Джо» на Голден-сквер. И не было ни одного музыканта, который бы не…

— Но неужели вы не находите, что у нее красивые глаза? — спросила Хелен. — Хотя, несомненно, в них есть что-то коровье.

— Детка, она мизинца твоего не стоит.

— Она глуповата, это правда, — согласилась Хелен, — и страшно ревнива.

— И у нее есть для этого все основания, — сказал Фабиан, сжимая ей запястье. — Ладно, как бы то ни было, ну ее ко всем чертям. Кому она нужна? Мне нравишься ты, а не Мэри. Ну давай же, допивай шампанское и пойдем танцевать. Ты неплохо танцуешь румбу, верно?.. Эй, дружище! Скажи музыкантам, пусть сыграют «Кукарачу». Слушай, а ты любишь собачек?

— Обожаю. А что?

— Я подарю тебе чихуахуа.

Оркестр заиграл. Барабанщик завыл в микрофон:

— Боже, Боже, как танцует эта девчонка! — восторженно воскликнул Фабиан.

Мэри встала из-за стола, дрожа от гнева, и вернулась к Носсероссу.

— Трус! Чудовище! — закричала она ему.

— Но, дорогая…

— Никакая я тебе не дорогая! Убирайся к своей Хелен!

— Ну что стряслось на этот раз? — спросил Носсеросс.

— Я не собираюсь с тобой спорить! Я скажу тебе одно — либо эта дрянь немедленно покидает клуб, либо я ухожу. Я серьезно! Клянусь! Или ты сию же минуту выкидываешь отсюда эту мерзкую стерву, или я от тебя ухожу! Я не позволю себя унижать, не позволю, слышишь? Не позволю! — Мэри разрыдалась.

— Кто тебя обидел?

— Ты бы слышал, что она говорила… О… О…

— Что?

— Называла меня шлюхой, а тебя — старым болваном…

Носсеросс погладил ее по плечу и надменно проговорил:

— Моя дорогая, если ты пойдешь в Гайд-парк, то увидишь там кучу горлопанов, которые орут примерно то же самое о короле и правительстве. Но кто обращает на них внимание?

— Ты ее защищаешь! — прокричала Мэри. — Ладно, мне все ясно! Я ухожу!

— Дорогая, не глупи…

— Говорю же тебе, я ухожу!

— Ладно, ладно, моя кисонька. Сегодня я ее уволю.

— Сейчас!

— Но…

— Сию же минуту!

Носсеросс пожал плечами. Музыка смолкла. И только Фабиан верещал своим пронзительным голосом: «Ох, ну и румба! Ну и румба!» Носсеросс подошел к его столику и сказал Хелен:

— Тебя к телефону.

— Меня? Интересно, кто бы это мог быть? — Она прошла за Носсероссом в его кабинет, взглянула на телефонный аппарат и увидела, что трубка лежит на рычажках.

— Вы говорили…

— Все в порядке. Никто тебе не звонил. Я просто хотел сказать тебе два слова, Хелен.

— Что случилось?

— Ты милая девушка. Ты мне очень нравишься. Но тебе придется покинуть клуб.

Хелен побледнела.

— Покинуть? Но почему? — Потом кровь прилила к ее лбу и щекам, и они зарделись, словно тлеющие угли. Она растерянно пробормотала: — Но… но… мистер Носсеросс! Если… это из-за имбирного эля, тогда, тем вечером…

— Нет, он здесь совершенно ни при чем. Дело в том, что ты причиняешь массу беспокойства другим девушкам.

— Чем?

— Ну как же, — проговорил Носсеросс успокаивающим тоном, — они тебе завидуют. Ты ведь знаешь, как это бывает: ты на голову выше их, и они этого не выносят. Это их расстраивает.

Хелен оскалила зубы в недоброй улыбке:

— О, понимаю. Тут все решила Мэри, не так ли?

— Ну-ну-ну, не надо…

— О да. Я знаю, она меня ненавидит, — сказала Хелен, — и знаю даже, что именно она говорит за моей спиной. Отлично. Она здесь босс…

— Босс здесь я.

— Нет, не вы. И прекрасно об этом знаете. Я презираю мужчину, который пляшет под дудку собственной жены.

Носсеросс невозмутимо улыбнулся.

— Но прежде чем я уйду, мистер Носсеросс, я хочу сказать вам одну вещь. Вы просто старый дурак.

Ничто на свете не могло вывести Фила Носсеросса из себя.

— Неужели? — отозвался он.

— Вы что, в самом деле не замечаете то, что прекрасно известно всем, или просто делаете вид, что не замечаете?

— Не замечаю что?

— Что Мэри и…

— Тебе лучше держать на замке свой красивый маленький ротик, дорогая Хелен, а не то мне придется вымыть его мылом, — миролюбиво проговорил Носсеросс.

— О, вам не удастся меня испугать. Слушайте. Вам знаком сэр Вильям Чешант?

— Ну? — спокойно отозвался Носсеросс.

— В следующий раз, когда он сядет за столик с Мэри, пошлите кого-нибудь послушать, о чем они говорят.

Улыбка на лице Носсеросса стала исчезать.

— Зачем?

— Сами увидите.

Его цепкие пальцы сомкнулись на ее запястье, словно капкан.

— А ну выкладывай, — приказал он.

— Даже и не пытайтесь мне угрожать! Я все вам скажу, потому что сама этого хотела. Мэри тайно крутит роман с сэром Вильямом Чешантом.

— Лжешь, — сказал Носсеросс.

— Ладно, вам лучше знать. А теперь отпустите мою руку.

Носсеросс сжал пальцы еще сильнее, однако через мгновение ослабил хватку. Хелен потерла запястье.

— Что еще? — спросил Носсеросс.

— Мэри выставляет вас дураком. Мне доподлинно известно, что в прошлую пятницу, между двумя и тремя часами пополудни, она ходила к нему на квартиру. И она собирается убежать с ним.

Лицо Носсеросса по-прежнему оставалось непроницаемым, как скала.

— В прошлую пятницу? — переспросил он.

— Да. Я слышала их разговор. Она сказала вам, будто идет к портнихе.

— К портнихе, — повторил Носсеросс.

— Он предложил ей отправиться с ним на его яхте в тур по Средиземному морю. Она согласилась. Если вы будете держать ухо востро, то услышите много интересного. У меня все.

— Тогда собирай свои вещи и проваливай, — сказал Носсеросс.

— Вы хотели знать, и теперь вы все знаете, — ответила Хелен.

— Ты неправильно все поняла, а теперь просто мутишь воду. Убирайся! — прошипел Носсеросс полузадушенным голосом.