Александр Мазин - Паника

Масаи не вернулся. Потому что был близок к тому что искал.

Прямо перед ним росло дерево-гигант с непомерно огромным стволом. Наземные корни, плоские, в десять— двенадцать футов длиной, зарывались в землю, подпирая великана.

Тарарафе остановился у подножия покрытого трещинами ствола. Расположившаяся над его головой обезьяна сердито затараторила и перебралась повыше.

Тарарафе присел на корточки, отодрал дерн и понюхал землю. Да, он был близок к цели.

«Если ты ищешь растение, — говорил его отец, — позови. И оно подскажет тебе. Или лесной дух подскажет, если ты ему понравишься. Умей только узнать подсказку».

Тарарафе умел.

На четвереньках масаи двинулся вокруг ствола. Так ищет лиса, так ищет шакал. Так ищет колдун-масаи.

Тарарафе не был колдуном, но нашел то, что искал и принялся рыть землю, не жалея пальцев.

Джибсу полегчало. Он встал и начал спускаться вниз Пройдя футов двести, он углядел слева черную спину Тарарафе.

Масаи, стоя на коленях, рылся в земле. Джибс подошел ближе, опустился в нескольких шагах. Тарарафе не обращал на него внимания. Джибс смотрел на натянувшуюся розовую кожу на месте вчерашней раны. Тонкая, но уже достаточно крепкая. Никакого намека на рубец. Ссадина двухнедельной давности выглядела бы именно так. Почему-то Джибса совершенно не интересовало, что делает африканец.

Тарарафе закончил свою работу. В руке у него оказался корень дюймов пять длиной, толстый, узловатый, с хохолком из длинных листьев и пары бледно-желтых цветов. Масаи постучал корнем о ладонь, стряхивая сухую землю. Он посмотрел на друга и широко улыбнулся.

— Нашел! — радостно сообщил он.

И тут же обратил внимание на мокрое от пота, осунувшееся лицо американца.

И перестал улыбаться.

— Ляг, Рангно, — сказал он. — Ляг, береги силу!

— На мой век хватит, — отозвался Джибс. Но послушался, растянулся на земле.

— Злой дух правит здесь, — сказал масаи, и глаза его превратились в узкие щелочки, а рука сделала отгоняющий жест.

— Злой ночной дух! Очень сильный!

— Этот… юноша?

— Нет! Нет! Нет! — Три слова были сказаны быстро, с нарастающей энергией.

— А если не он, то кто?

Тарарафе покачал головой. Пальцы его оглаживали корень.

— Ты спросил — я ответил, — произнес масаи. — Он — не юноша. Не человек. Все они — не люди!

— Ну не знаю, — сказал Джибс. — Отрежь этим малюткам ноги по колено — никто не догадается об их происхождении! А новоявленный брат Рохана…

— Нет! Нет, Рангно, — перебил Тарарафе. — Они дышат, живут — как люди. Белые, черные. Охотник скажет: не люди — лесные духи. Нехороши! Да! Но сильный злой дух — здесь! — Масаи топнул ногой.

— Пусть — духи, — согласился Джибс. — Но не так уж нехороши! Прошлой ночью эти крошки сделали невозможное. Я и в двадцать лет не был способен на половину ;того, что выделывал. Да ради такого можно и пять лет жизни отдать!

— Они пьют жизнь охотника, — мрачно сказал Тарарафе. — Вижу, ты понимаешь. И не боишься. Почему?

— Не понимаю, — возразил Джибс. — Мне — шестьдесят. Почти. В этом возрасте. Друг, люди перестают бояться.

— Ты силен, Рангно, — задумчиво произнес его друг. — И я никогда не считал тебя глупым. Они пьют жизнь охотника, как ты пьешь воду из глиняного кувшина. Они пьют твою воду, свежую и холодную, как вода из горной реки. И дают тебе свою, сладкую, как сок динги. И смертельную, как маковое молоко. Ты умрешь, Рангно! Умрешь быстро! Я умру позже. И духи моего племени, духи моих предков отвернутся от меня, когда я умру!

— Ты говоришь так, будто хорошо их знаешь?

— Ответ — да. Ответ — нет!

Тарарафе поднял с земли камешек и острым его краем принялся очищать корень от кожуры.

— Когда я был ребенком, духи брали меня к себе. Духи рассказывали мне о многом. О людях. О самих духах. Об этих — нет. Но охотник и ночью чует запах леопарда.

— Мы — мужчины, Рангно, — сказал он, немного помолчав. — Мы стали — мужчинами, убившие своего первого льва. Мы не дадим себя выпить, как кокосовый орех!

Джибс кивнул. Если масаи так говорит, он отвечает за свои слова.

— Злые духи берут это. — Он указал на свой пенис. — И сосут мою силу! Дурак думает — приятно! Умный знает — смерть! Вот! — Африканец взмахнул наполовину очищенным корнем. — Вот! Духи мудры. Они молчат здесь. Но прежде успели вложить ум в голову Тарарафе и отвагу — в его сердце.

Собственное сердце Джибса снова напомнило о себе, и он скрипнул зубами.

«Боль — ничто! — подумал Дин. — Лишь бы мотор совсем не отказал! Этот парень справится и без меня, а вот насчет малыша я не уверен!»

— Охотник идет в лес! — нараспев, тоном рассказчика проговорил масаи. — Охотник идет в лес один. Охотник идет в лес с другими охотниками. Или гонит быков в саванну. Далеко. Без женщины. Долго. Одна луна. Две луны. Три луны. Долго. Мужчина не может без женщины долго. Он станет плохим охотником, и дичь будет смеяться над ним. Он станет плохим пастухом, и львы будут красть его скот. Он будет думать: где женщина? Он будет тратить силу впустую. Вот! — Тарарафе поднял белый влажный корень. — Я беру это! Я тру это с кислым соком молодых плодов. Я кладу это в кокосовый орех. Я оставляю это на солнце, пока оно не коснется земли. Я пью половину от половины. И я не хочу женщину. Даже когда она рядом. Даже если это умелая женщина. Даже если это моя любимая жена, купленная только вчера за шесть хороших быков. Я не хочу ее десять дней. Я не хочу ее целую луну. И дольше. Пока не увижу снова. Я пью это раз. Я пью это второй раз. Я могу пить третий раз, если нужно. Четыре — нет. Четыре —няне захочу женщину никогда. Это сильный корень, Рангно! Ты увидишь!

— И нас съедят, как этого парня, — резюмировал Джибс.

— Нет! — уверенно возразил Тарарафе. — Их владыка, тот, что изгнал солдат, не даст нас съесть. В эту ночь. А на следующую ночь мы убежим. Наша лодка еще у берега.

— С тем же успехом мы можем бежать и в эту ночь, — сказал Джибс. Хотя вовсе не собирался бежать.

— Ветра нет! — сказал Тарарафе. — Ветер — завтра. К ночи. Я чую хороший ветер. Мы уплывем.

— Допустим, — сказал Джибс. — А теперь вспомни о ракете, которая взорвала катер! И о нашем золотокожем хозяине. Захочет ли он с нами расстаться?

— Я думаю! — сказал Тарарафе и закрыл глаза.

Руки его тем временем продолжали скоблить корень.

Горка влажной массы скапливалась на большом вогнутом листе, который масаи положил на землю.

Наверху перекликались птицы. Воздух был теплый и неподвижный. Джибса начало клонить в сон. И он позволил дремоте овладеть им… Тело нуждалось в отдыхе, а воля уже не могла подстегнуть медлительную кровь…

— Рангно! — Резкий окрик Тарарафе разбудил Джибса.

Американец сел, поморгал глазами.

— Слушай! — бросил ему масаи.