Уоррен Мерфи - Черная кровь

Три черные тени копошились возле одного из домов. Темнокожая девушка крикнула:

— Ма, это я! Впусти меня, слышь?

Другой тенью был молодой негр. Его рука, сжимавшая дешевую ножовку с рукоятью наподобие пистолетной, находилась у горла девушки.

— Совершается преступление, — прошептал Римо, указывая на противоположную сторону улицы.

— Да. Плохие жилищные условия — преступление против представителей Третьего мира.

— Нет, — поправил Римо. — Ты не экономист. Ты не эксперт по жилищной политике. Ты полицейский. Смотри лучше. Парень держит пилу у горла девушки. Это как раз для тебя.

— Интересно, зачем он это делает?

— Нет, не то. Ты не врач-психиатр, — снова возразил Римо и повернул ухо сержанта до критической точки. — Думай дальше. Что ты должен сделать?

— Пикетировать муниципалитет с требованием создать рабочие места для афро-американской молодежи?

— Мимо, — сказал Римо.

— Провести антирасистскую демонстрацию? — предположил сержант Плескофф в промежутке между приступами боли.

— Никакого расизма в данном случае, сержант Плескофф. И жертва, и преступники — все черные, — сказал Римо.

Один из бандитов заметил Римо, сержанта и Чиуна. Очевидно, он решил, что троица не стоит его внимания, и снова повернулся к двери, ожидая, пока мать девушки откроет ее.

— Ну ладно, старуха, — сказал негр постарше. Настало время для прямых угроз. — Щас мы распилим Дельфинии горло. Слышь? Открывай дверь и задирай юбку. Сыграем в папу-маму. Будет ночь удовольствий вам обеим.

— Итак, очевидно: попытка группового изнасилования, вполне вероятно ограбление и, я бы сказал, очень возможно, что и убийство, — резюмировал Римо. — А ты, Чиун?

— Что я? — спросил Чиун.

— Ты бы так не сказал? Я правильно назвал состав преступления?

— Преступление — это юридический термин, — сказал Чиун. — Я вижу двоих мужчин, совершающих насилие в отношении девушки. Кто знает, какое у нее есть оружие? Никто. Чтобы вынести окончательный вердикт, я должен точно отделить правду от лжи, а я знаю только одну правду: как правильно дышать, двигаться и жить. Итак, правы ли они? Нет, они все не правы, потому что дышат неправильно, а движутся в полусне. — Так завершил свою речь мэтр Чиун, президент Коллегии адвокатов и Генеральный прокурор в одном лице.

— Ну вот, видишь? — Сержант Плескофф сделал еще одну попытку увильнуть от ответственности.

— Ты должен арестовать их, — велел Римо.

— Их двое, я один.

— У тебя пистолет, — напомнил Римо.

— Арестовать — и подвергнуть опасности мою пенсию, выслугу лет, бесплатную форменную одежду и все прочее? Они не нападают на полицейского. Эта девушка слишком молода, чтобы быть полицейским.

— Или ты применишь оружие против них, или я применю его против тебя, — сказал Римо и отпустил ухо сержанта.

— Ага, ты нападаешь на полицейского и угрожаешь его жизни! — заорал Плескофф и выхватил пистолет.

Пальцы крепко вцепились в черную рукоятку полицейского кольта 38-го калибра. Револьвер был заряжен великолепными тяжелыми свинцовыми пулями, с надрезом посередине наподобие пули «дум-дум», способными разнести в клочья физиономию противника Плескоффа. Применение таких пуль было запрещено не только при охране порядка в Нью-Йорке, но и, согласно международной Женевской конвенции, в военных целях во всем мире. Но сержант Плескофф знал, что пользуется оружием только для самообороны. Оружие необходимо, когда покидаешь пределы Аспена, штат Колорадо. Он всегда выступал в поддержку законов, запрещающих ношение оружия, потому что это позволяло ему быть на хорошем счету у начальства. Какая разница — законом больше, законом меньше. Это — Нью-Йорк. Здесь огромное множество законов, самых гуманных законов во всей стране. Но действует только один закон, и сейчас сержант Плескофф собирался провести его в жизнь. Закон джунглей. На него напали, ему чуть было не оторвали ухо, ему угрожали, и сейчас этот свихнувшийся тип из ФБР заплатит за это.

Но револьвер словно бы выплыл из его руки, а пальцы судорожно сжали воздух. Парень из ФБР, одетый слишком небрежно для агента ФБР, вроде бы поднырнул под револьвер, слился с ним — и вот уже револьвер у него в руках. И он протянул его сержанту, и Плескофф взял револьвер, и снова попытался выстрелить, и у него опять ничего не вышло.

— Или они, или ты, — сказал Римо.

— Резонно, — согласился сержант Плескофф, все же не до конца уверенный, не сочтет ли комиссия, проводящая служебное расследование, данный случай превышением необходимой обороны.

Расстояние вполне позволяло произвести прицельный выстрел. Ба-бах!

Негр повыше упал, голова его дернулась, как у куклы-марионетки. Бах! Ба-бах! Выстрел перебил позвоночник второму бандиту.

— Я хотел, чтобы ты их арестовал, — сказал Римо.

— Знаю, — ответил сержант Плескофф как бы в полусне. — Но я испугался.

Сам не знаю почему.

— Все о'кей, ма! — крикнула девушка. Дверь распахнулась, и наружу выглянула женщина в голубом халате.

— Слава Богу! Ты в порядке, детка? — спросила она.

— Полицейский. Это он, — ответила девушка.

— Храни вас Господь, мистер! — крикнула женщина, впустила дочь в дом, заперлась на несколько замков и забаррикадировала дверь изнутри.

Сержант Плескофф испытал странное чувство. Он не мог определить, какое именно.

— Гордость, — подсказал ему Римо. — Иногда с полицейскими такое случается.

— Знаешь, — возбужденно сказал Плескофф, — я и еще кое-кто из моих ребят могли бы в часы, свободные от дежурства, ходить по улицам и делать что-то подобное. Разумеется, не в форме, а то на нас донесут комиссару. Я знаю, раньше некоторые полицейские старой закалки занимались такими делами — ловили грабителей, воров и, если надо, выпускали кишки тем, кто мешал людям спокойно жить. Даже если нападали не на полицейских. Пошли за Саксонскими Лордами!

— Я хочу выяснить, кто прикончил миссис Мюллер. Поэтому мне надо поговорить с ними, — предупредил его Римо. — Мертвые не разговаривают.

— Ну их в задницу! — заявил Плескофф. — Перестрелять — всех до одного!

Римо отобрал у него револьвер.

— Не всех. Только плохих.

— Верно, — согласился Плескофф. — Можно, я перезаряжу?

— Нельзя, — сказал Римо.

— А знаешь, мне, может статься, за это даже ничего не будет. Людям совсем не обязательно знать, что именно полицейский помешал ограблению и изнасилованию. Пусть думают, будто это дело рук родственников, а может, эти ребята не уплатили мзду мафии. Тогда вообще никто никакого шума не поднимет.

От этой мысли Плескофф несколько приободрился. Он не был твердо уверен, не проболтаются ли женщины. Но если хоть одно словечко достигнет ушей преподобного Джосайи Уодсона и Совета чернокожих священников — тогда не видать Плескоффу отчислений из пенсионного фонда. Его могут даже уволить.