Уоррен Мерфи - Укол мафии

– Надеюсь, вы в добром здравии, – сказал Доминик Верильо.

– В добром, – ответил Пьетро Скубичи, у которого было право отвечать первым, – и моя жена здорова, только теперь она видеть стала плохо.

– Очень жаль, Пьетро.

– Жизнь есть жизнь, дон Доминик, – сказал Скубичи, – начинаешь слабым и слепым и кончаешь таким же. Не я создавал жизнь.

– Вы бы создали ее получше, дон Пьетро, – сказал Франсиско Салваторе, демонстрируя белые зубы.

– Франсиско, жизнь создал Господь. Никто не сделает ее лучше. Или хуже, – заключил Пьетро Скубичи.

Почему-то жирный пакет с жареным перцем не пачкал его темного костюма.

– А как вы поживаете? – спросил Верильо у Франсиско Сальваторе.

– Прекрасно, благодарю, дон Доминик. И жена прекрасно, и дети. Прекрасна жизнь под солнцем. Приезжайте к нам как-нибудь.

– Приеду, – ответил Доминик Верильо, – приеду.

– И у меня все хорошо, дон Доминик, – вступил в разговор Толстяк О'Брайен.

– Очень хорошо! Самое главное – здоровье. Здесь у нас во всей округе стоят чудесные деньки. Хорошая погода – стало быть, будет хорошее вино.

– А хорошее вино делает хорошую погоду, – сказал Пьетро Скубичи и улыбнулся.

Все улыбнулись заодно с ним.

Вот так они болтали в нанятых авто о здоровье, погоде и семье. Беседа потекла в ином, более важном русле, когда Гуглиельмо Марконне, он же «Эпплз Доннелли», сказал Витторио Паллеллио, «что на Майями-Бич не найдешь хорошей отбивной». Они сидели в четвертой по счету машине. Гуглиельмо Марконне был из Дулута, а Витторио Палледлио – из Майами-Бич.

– Нет, у вас хорошие бифштексы, – сказал Витторио Паллеллио. – Вы, наверное, не там искали.

– Именно там, дон Витторио.

– А я говорю, не там, Гуглиельмо.

– Я заглядывал в «Бока дель Соль».

– В «Бока дель Соль» нет хороших бифштексов.

– Еще я был… как называется это место, похожее на магазин подержанной мебели?

– Весь ваш город такой, Гуглиельмо.

– Мне и там не повезло. И в «Бока дель Соль» тоже.

– В «Бока дель Соль» нет хороших бифштексов.

– Я знаю. Мне там подали очень плохой.

Так болтали представители Далласа, Нового Орлеана, Чикаго, Рочестера, Портленда, Канзас-сити, Кливленда, Колумбуса, Цинциннати, Луисвиля, Денвера, Феникса, Норфолка, Чарлстона, Лас-Вегаса, Сан-Франциско, Филадельфии и Уиллинга.

Караван автомашин двигался вперед, но поскольку все машины были разного цвета, на караван они не походили. Только дон Доминик Верильо знал, куда они едут, и время от времени указывал шоферу, куда повернуть, стараясь при этом не оторваться от идущих позади машин. Наконец дон Доминик Верильо велел водителю остановиться возле небольшого художественного салона в Гринвич-Виллидж.

Он быстро вышел из машины и открыл дверцу Пьетро Скубичи, Франсиско Салваторе и Толстяку О'Брайену, приговаривая:

– Обойдемся без формальностей. Нет времени.

Водитель – Вилли-Сантехник Палумбо – тоже выскочил и, ощупывая пачку банкнот в кармане, забежал в салон, в витрине которого были выставлены платья и картины.

Не успев открыть дверь, он выпалил:

– Я хочу купить натюрморт с клубникой за пять тысяч долларов.

– Проходите в комнату за прилавком, – говорил тем временем гостям Доминик Верильо, – в комнату за прилавком.

И повторял пассажирам каждой подъезжающей машины:

– В комнату за прилавком.

Через сорок секунд вместе с последним из гостей он зашел в салон, на вывеске которого значилось: «Ева Флинн».

Привлекательная хозяйка была занята беседой с Вилли-Сантехником.

– О Боже! – воскликнула она. – Сколько посетителей! Это чудесно! Я знала, что это случится именно так.

Она тряхнула копной рыжих волос, откинув голову назад, и положила руку на бедро, обтянутое заляпанными краской джинсами.

– Этот натюрморт вот здесь, у дверей, – сказал Вилли-Сантехник. – Вот здесь. Да, вот этот. А вот деньги. Только я хотел узнать, чего тут моди… моги… Ну, как же это… а, мотивация!

– Мотивация, – поправила женщина.

– Ага, чего это такое и что вы думаете про себя и этого… Гагина?

– Гогена?

– Ага, его.

– Я рада, что вас это интересует, – сказала женщина. Она возбужденно вертела головой вслед шествовавшим мимо нее посетителям, направлявшимся в заднюю комнату, где стояли картины с ее парижскими зарисовками.

– Мне следует помочь им, как вы считаете?

– Нет, – успокоил ее шофер, – они просто зашли посмотреть. Я покупаю этот, ну как его, так что занимайся мной.

– Конечно. Знаете, я вам открою одну тайну. Вы мой первый покупатель. Все так внезапно, – она кивнула в сторону задней комнаты. – Они что, банкиры?

– Они из «Америкэн Киваниз Интернейшнл».

– Забавно. Такие вежливые! Так вот, Гоген видел жизнь, Гоген видел цвет по-другому…

И рыжеволосая художница пустилась в объяснения, что такое цвет как форма искусства, а Вилли-Сантехник соглашался, стараясь не забыть четыре других, приготовленных заранее, вопроса. Он должен их задать, как только она притормозит. Но до этого так и не дошло.

В это время в задней комнате дон Доминик Верильо поднял руки, призывая к тишине и давая понять, что времени на формальности нет. Он стоял перед зелено-голубым полотном с изображением ночного парка.

– В прошлом году я уже говорил вам, что наркотики становятся серьезной проблемой. Я говорил, что по всей Америке мелкие оптовики ввозят и продают героин. Этим бизнесом занимаются многие ваши люди. И они больше занимаются наркотиками, чем работой на вас. Многие потеряли к вам всякое уважение и утратили чувство долга, потому что независимая торговля стала приносить им больше денег.

– Сколько героина вы можете достать? Чемодан? Не больше. Ни один из вас не смог бы наполнить героином багажник автомобиля. Качество тоже сомнительное. Вам продают сахар, песок, муку. Подмешивают стрихнин. А если приходит чистая неразбавленная партия, клиенты с непривычки хватают смертельные дозы. Чтобы достать денег, наркоманы воруют все, что попадает под руку. Растет преступность. Растет число полицейских. А чем больше фараонов, тем больше приходится давать отступных. Если дела с героином пойдут так и дальше, это нас прикончит.

Послышались возгласы одобрения. Кое-кто из присутствующих с тревогой стал поглядывать за дверь. Их вполне могла услышать хозяйка салона.

– Не обращайте на нее внимания, – сказал дон Доминик.

– Но она может услышать, – возразил Толстяк О'Брайен.

– Она сейчас в иных мирах. Эти художники тоже себя одуряют, только на свой манер. Итак, мы собрались, чтобы поговорить о героине. В прошлом году я посвятил вас в свои планы. Встречи проходили в ваших так называемых безопасных офисах и домах, но не прошло и недели, как информация попала туда, куда не должна была попасть. Я говорил, что смогу поставить тонны героина. Вы сомневались. И вот теперь я готов принимать заказы.