Уоррен Мерфи - Укол мафии

– Вы хотите сказать, героин действительно должен прибыть? – спросил Франсиско Салваторе.

– Он уже здесь, – сказал дон Доминик Верильо. – Сорок семь тонн. Очищенный на девяносто восемь процентов. Мы собираемся формовать из него таблетки, чтобы их можно было делить на части, и фасовать в пузырьках – пусть смахивает на лекарство. Будем продавать по дешевке, чтобы его можно было даже курить, как во Вьетнаме.

– Вам надо в корне разрушить существующую структуру рынка наркотиков, а когда избавитесь от независимых торговцев, вы сможете взвинтить цену. Вы полностью завладеете целыми городами! Да, именно, завладеете. Америка распрощается с блестящими целлофановыми пакетиками.

– Дон Доминик, дон Доминик, дон Доминик! – послышались восторженные возгласы «капо мафиози».

Пьетро Скубичи поцеловал Доминику Верильо руку, но дон Доминик понимал, что это не столько дань уважения, сколько желание поскорее начать торговаться.

– И ведь никто из вас не знал, так? Сорок семь тонн, а никто не пронюхал! Теперь понимаете, кого остерегаться, а кого нет, где безопасно, а где нет? Я готов принять от вас заказы, а через шесть месяцев мы встретимся опять. Таким же образом, как и сегодня.

– У вас, должно быть, здорово все налажено! – восхитился Пьетро Скубичи, который имел почетное право заказывать первым.

– Лучше не бывает, – ответил дон Доминик.

И Скубичи заказал тонну для Нью-Йорка. Семьсот фунтов было заказано для Лос-Анджелеса, двести для Бостона, шестьсот для Детройта, триста для Далласа, триста для Нового Орлеана, семьсот для Филадельфии, тонна для Чикаго. Кливленд заказал триста, Колумбус – сто и Цинциннати – сто. Сан-Франциско заказал двести фунтов, Канзас-Сити – столько же. По пятьдесят фунтов заказали Денвер, Феникс, Норфолк, Роли, Чарлстон, Лас-Вегас и Уиллинг.

Дон Доминик подсчитывал в уме. Почти четыре тонны. Шестимесячная норма, обычно потребляемая всей страной. Он был доволен. Объем заказов вырастет, как только он подтвердит делом, что может выполнить их.

– Мы доставим вам героин, – сказал он. – На нем будут этикетки местных аптек. Вы не отличите его от аспирина, пенициллина или питьевой соды. Господа, это отличная сделка, – он улыбался, как и подобало человеку, который только что продал товара на сто шестьдесят миллионов тем, кто продаст его за восемьсот.

– Дон Доминик, дон Доминик, дон Доминик! – на дона Доминика Верильо снова хлынул поток восторга и лести. Он прощался с каждым, стоя на пороге, пока они выходили в зал салона, а потом на улицу, где их ждали машины. Художница лишь мельком глянула на них.

Скубичи вышел последним.

– Пьетро, – сказал дон Доминик, – я люблю вас как отца. Я испытываю к вам величайшее уважение и хочу дать один совет.

– Семья Скубичи всегда принимала советы дона Доминика Верильо.

– Как я уже говорил остальным, если сразу не слишком завышать цену, потом можно будет все полностью взять под контроль. Я говорю это потому, что желаю вам блага.

– Хороший совет, но только если будет и следующая партия.

– А почему вы сомневаетесь, что будет?

– Я старый человек, дон Доминик. Кто знает, доживу ли я до второй партии?

– На самом деле вас не это волнует, – сказал Верильо.

– Если я скажу, что меня волнует, вы будете смеяться. Я сам смеялся. По-моему, это просто недостойно вашего слуха.

– Я высоко ценю все ваши слова.

Старик медленно кивнул.

– Моя Анджела верит в звезды. Звезды тут – звезды там. У нее свои игры. А я слушаю. Помните, она сказала, что вы женитесь? И вы женились. И что ваша жена умрет. И, добрая ей память, она умерла. А помните, как она сказала, что вы станете капо всех капо? Вы им стали. Может, это совпадение. Ведь еще она говорила, что у вас родится дочь, но детей так и не было. Вы знаете, так говорили звезды.

Дон Доминик непроизвольно схватил старика за плечи. Но тут же спохватился и отпустил.

– Так вот, – продолжал Пьетро Скубичи, сжимая в руках пакет с жареным перцем. – В этот раз она точно рехнулась. Я ведь говорил вам в прошлом году, что это дело, которое вы задумали, – не самое лучшее.

– И что? – спросил Верильо.

– Знаете, бывает, Анджела говорит, что такой-то день надо переждать, и если ее слушать – придется ждать целую вечность. Я и не ждал, потому что звезды – это звезды, а бизнес – это бизнес. Но на этот раз Анджела очень боится, Она говорит… обещайте не смеяться. Она говорит, что вы идете против какого-то бога.

Дон Доминик не мог сдержать смеха, но поспешил извиниться, как только справился с приступом веселья.

– Это ерунда, конечно, – сказал Пьетро.

– Расскажите мне об этом боге.

– Это не совсем Бог, а вроде как святой. Такие боги были давно.

– Зевс, Юпитер, Апполон?

– Нет, вроде как китайский, – сказал Скубичи, – с ума сойти. Анджела ходила к этой старой леди в Гринвич-Виллидж, потому что сама не смогла толком разобрать расположения звезд. А вернулась совсем сбитая с толку. Как это называется у евреев, когда они оплакивают умерших? Ну, сидят на ящиках, не бреются и все такое?

– Шива, – сказал Верильо.

– Да. Это он. Так и звучит.

– Шива? Что ж, буду остерегаться восточных богов, – сказал Верильо.

Пьетро Скубичи улыбнулся и пожал плечами.

– Я же говорю, все это глупости. Просто иногда Анджела… – и его голос постепенно стих, потому что они вышли из салона, где Вилли-Сантехник заплатил за выбранную картину пять тысяч долларов.

Дон Доминик Верильо решил вечером посмотреть в энциклопедии, что это за бог – Шива.

Римо Уильямс ждал в тихой приемной Доминика Верильо – председателя городского «Совета Содействия» Гудзона, – постукивая записной книжкой по колену. За окном, в утреннем тумане, пропитанном угарным газом и заводским дымом, виднелись расплывчатые контуры небоскребов Нью-Йорка. В противоположном окне просторной приемной, обшитой деревянными панелями, был виден Ньюарк – здания, сгрудившиеся вдали словно сгусток отчаяния, но он думал о них с теплом.

Сейчас он в Гудзоне, расположенном между Ньюарком и Нью-Йорком, на пересеченном реками Гудзон и Хакенсак пятачке земли. Отсюда начинается Америка… В воздухе слегка пахло сосной; привлекательная строго одетая секретарша листала толстенную и довольно потрепанную книгу.

На стене висел натюрморт с клубникой, который был куплен накануне за пять тысяч долларов, о чем Римо знать не мог. Но если бы ему сказали – поверил бы. Видение мира художником – это нечто большее, чем просто взгляд вокруг. Он управляет своими чувствами.

План действий прост, как начало любой катастрофы, подумал Римо. Пусть в городе узнают о его появлении. Он станет всем надоедать, всех пугать и раздражать. Кто-то непременно на него выйдет. И тогда этот кто-то заговорит. Принцип очень прост: в отличие от киногероев, люди – и храбрые, и трусливые – готовы рассказать все, лишь бы только избавиться от боли. Таинственная техника допросов у русских – это просто избиение кулаками. Генрих VIII бил палками. Чингисхан приказывал бить ногами.