Тесс Герритсен - Считать виновной

Оззи, повертевшись, разлегся на полу и быстро уснул.

– Господи, – вздохнула мисс Сент-Джон. – Я уже разговариваю с собакой. И чего ждать дальше?

Оззи, как обычно, свое мнение оставил при себе.

В зале суда не было свободных мест, да еще с десяток любопытных остались в коридоре, а ведь суд еще и не начинался, и на заседании всего лишь шла речь об освобождении под залог. По закону, этот вопрос должен быть рассмотрен в течение сорока восьми часов после ареста.

Чейз, сидевший во втором ряду вместе с Эвелиной и ее отцом, полагал, что дело не займет много времени. Факты очевидны, вина подозреваемой неоспорима. Судья сделает короткое заявление, ударит молоточком, и все разойдутся.

А убийцу вернут в тюремную камеру, где ей самое место.

– Цирк, вот что это такое, – проворчал отец Эвелины, Ноа Деболт. Крепкий, седовласый, с густым низким голосом, он и в шестьдесят шесть лет выглядел внушительно и грозно. В его присутствии Чейз невольно выпрямлял спину и благочинно складывал руки на коленях. Рядом с таким человеком никто не позволял себе вольностей, и все, даже взрослые, демонстрировали любезность и почтительность.

И даже начальник полиции, как заметил Чейз, не был исключением. Проходя мимо, Лорн Тиббетс остановился и вежливо приподнял шляпу.

Участники занимали положенные места. За своим столом, перебирая бумаги, устроился заместитель окружного прокурора из Басс-Харбор. Лорн и Эллис, представлявшие половину местной полиции, сидели слева – строгие, в форме, с аккуратно причесанными волосами и даже одинаковым пробором. Молоденький адвокат в костюме, выглядевшем на две его годовые зарплаты, возился с замком кожаного кейса.

– Лучше бы очистили зал, – фыркнул Ноа. – Какого черта делают тут все эти зрители? Я называю это вторжением в частную жизнь.

– Заседание открыто для публики, папа, – устало объяснила Эвелина.

– Публика бывает разная. Зевакам здесь не место. Их это не касается. – Ноа приподнялся и помахал Лорну, пытаясь привлечь его внимание, но намасленная голова шефа полиции не повернулась – он смотрел строго перед собой. Ноа перевел взгляд на судебного пристава, но тот выскользнул в боковую дверь. – Куда катится этот город? – раздраженно пробормотал старик, опускаясь на стул. – Столько приезжих. О приличиях никто и не вспоминает.

– Успокойся, папа, – пробормотала Эвелина и, оглядевшись, заговорила обеспокоенно: – Где близнецы? Почему их здесь нет? Я хочу, чтобы судья видел их. Бедняжки… остались без отца.

– Они уже не дети, – хмыкнул Ноа. – И впечатления ни на кого не произведут.

– Вон. Я их вижу. – Чейз заметил Кэсси и Филиппа на одном из задних рядов. Должно быть, они вошли позже, с другими зрителями.

Что ж, публика на месте. Теперь очередь за двумя главными актерами. Судьей. И обвиняемой.

И тут же, словно в ответ на его мысли, боковая дверь открылась, и в зал, ведя за руку хрупкую на вид женщину, вошел здоровенный пристав.

Произошедшая с ней перемена поразила Чейза – Миранда Вуд выглядела бледной тенью себя самой. Рядом с великаном бейлифом она казалась девочкой-подростком; ее голова едва доставала ему до плеча. Впечатление невинности усиливал скромный наряд – синяя юбка и простая белая блузка, – выбранный несомненно адвокатом. Роскошные каштановые волосы аккуратно зачесаны назад и собраны в незамысловатый хвостик. Вместо ленточки обычная резинка. Ничего дерзкого, вызывающего, эффектного. Никаких украшений, никакого макияжа. Даже бледность абсолютно естественная, достигнутая без помощи пудры.

По пути к своему месту женщина лишь однажды подняла голову и посмотрела в сторону зала. Взгляд скользнул по собравшимся и ненадолго задержался на Чейзе. Зрительный контакт продолжался считанные мгновения, и Чейз, как и все остальные, увидел хрупкую маску решительности и собранности. Как и все остальные, он увидел в ее лице гордость. Как и все остальные, прочел язык тела: прямая спина, задранный подбородок. Все остальные увидели эту демонстрацию гордости. Бесстыдница, подумали они. Наглая, не раскаявшаяся в содеянном убийца. Чейз хотел бы разделить общее мнение – тогда ее вина выглядела бы бесспорной, а наказание заслуженным.

Но он видел то, что скрывала маска. Он видел это в ее глазах двумя днями раньше, когда она смотрела в одностороннее зеркало. Страх. Ей было страшно.

И гордость не позволяла ей показать это.

С первой секунды, едва Миранда вошла в зал суда, реальность как будто перестала существовать. Руки и ноги онемели. Если она не упала, то лишь благодаря бейлифу, крепко державшему ее за руку. Публика – если можно назвать так битком набитый зрителями зал – предстала калейдоскопом лиц. Люди пришли на спектакль, пришли посмотреть ее представление. Одна половина собралась повесить ее, другая – поглазеть. Проходя по залу взглядом, Миранда замечала знакомые лица. Здесь были ее коллеги из «Геральд»: главный редактор, Джил Виккери – олицетворение профессионализма и штатные репортеры, Энни Беренджер и Тай Вейнгардт – обе в классическом образе помятого писаки. Обе подруги – если они и были таковыми когда-то – старательно демонстрировали беспристрастность и полный нейтралитет.

Во всем собрании она наткнулась лишь на одно дружеское лицо – мистера Ланцо, ее соседа. Я с тобой, милая , – прокричал он одними губами, и Миранда невольно улыбнулась в ответ.

И тут же взгляд зацепился за каменный лик Чейза Тримейна, и улыбка на ее губах моментально увяла. Из всех присутствующих он, более других, вызвал желание спрятаться, заползти в какую-нибудь темную расщелину или куда угодно еще, чтобы только укрыться от этих суровых глаз. Рядом с ним сидели Эвелина Тримейн – в черном вдовьем платье, с бледным, как маска смерти, лицом – и ее отец, городской патриарх, Ноа Деболт, одним лишь стальным взглядом умевший обескуражить любого, кто смел перечить ему. Сейчас его глаза сверлили Миранду.

Потянув за руку, бейлиф подвел Миранду к столу защиты. Она робко опустилась на стул справа от адвоката, приветствовавшего ее сдержанным кивком. Выпускник «Лиги плюща», Рэндалл Пэлам оделся в строгом соответствии со своей ролью, но, глядя на него, Миранда думала лишь о том, как молодо он выглядит. Рядом с ним она, в свои двадцать девять, чувствовала себя женщиной среднего возраста. Однако выбирать не приходилось. На Шефердс-Айленд было всего два практикующих адвоката. Второй, Лес Харди, человек опытный, с хорошей репутацией и соответствующими оной гонорарами, к сожалению, защищать ее не мог, поскольку в списке его клиентов фигурировали имена Деболта и Тримейна.

В случае с Рэндаллом Пэламом никакого конфликта интересов не было. Не страдал он и от избытка клиентов. Человек в городе новый, Пэлам был готов защищать любого, даже местную убийцу.