Теренс Стронг - Смерч над Багдадом

И все же это был один и тот же человек. Вчера наконец в ответ на запрос, посланный через фирму дублинских адвокатов, которой он поручил это дело, из штаб-квартиры организации доктора Барнардо пришли документы о пребывании Эвери в приюте.

Он проверил записи, удостоверяющие, что родители мальчика были похоронены на большом кладбище Энфилд, недалеко от Гудисон-парка.

Сведения о его службе в армии не вызывали сомнений, поскольку были списаны из «Красной книги» министерства обороны, а Дон Мерривезер подтвердил, что он работал у него между отсидками в тюрьмах. И это сразу подводило Грогана к моменту явно случайного знакомства Эвери с Маргарет О’Мелли на кулинарных курсах в Лондоне.

Гроган закончил третий вариант отчета и, преодолевая внутреннее сопротивление, в последнем параграфе подтвердил, что согласен с ранее сделанными выводами Джерри Фокса.

Макс Эвери наверняка не был подсажен разведкой. Нельзя полностью исключить возможность того, что, оказавшись в кругу террористов ИРА, он пошел на контакт со спецслужбами и стал осведомителем. Но этого абсолютно ничто не доказывает.

Конечно, сильное облегчение принесет этот отчет Совету, не говоря уж о Мойлане, который затерялся где-то в Европе, устраивая какую-то очередную операцию.

Приехал мотоциклист, забрал и увез конверт, а вскоре зазвонил телефон.

— Можем встретиться вечером, Дэнни? — спросил бывший заключенный Майкл. — В «Филли»?

Когда Гроган прибыл в филармонический кабачок на Хоуп-стрит, перед его приятелем, старавшимся выжать максимум из последних деньков на свободе, уже стояло несколько пустых пивных кружек.

— Насчет твоего знакомого, Дэнни. Полный ноль информации. Никто о нем ничего не слыхал. Я разговаривал с ребятами, которые сидели в то время во всех трех тюрьмах. Должно быть, мистер Эвери — человек-невидимка.

Гроган растерянно улыбнулся, этого он совсем не ожидал.

— Может, он просто держался в сторонке?

Майкл выразительно глянул на него.

— Ты внутри никогда не был?

— Нет, — честно ответил Гроган. Роль связного Совета ИРА мог выполнять только человек, не имеющий никаких приводов, ни по уголовным, ни по террористическим делам.

— Ну, так я тебе скажу — там все все друг о друге знают. В тюрьме только и делают, что разговаривают, это такой образ жизни. Если Макс Эвери сидел, его кто-то должен помнить. Ты не перепутал тюрьмы или сроки?

— Все точно.

— Откуда сведения?

— От его жены.

Майкл пожал плечами.

— Тогда я бы сильно поостерегся, пока сам все не перепроверил. Можно обратиться в инспекцию Уолтона, запросить информацию из архива, правда, там хранят досье только пять лет…

— А еще где?

— В судебном архиве — узнаешь даты, сроки, детали, приговор и прочее. Спроси клерка, скажи, что ты поверенный, проверяешь, на чем строилась защита клиента…

Остаток вечера был совершенно испорчен. Майкл стоял на своем, как скала, но Гроган не мог столь же безоговорочно признать, что через тюремную систему нельзя пройти незамеченным. Из каждого правила есть исключения. Однако сомнения не исчезали, а час от часу крепли.

Тип О’Хейр стал садовником поневоле.

И не жалел, ибо, переехав шесть лет назад на окраину городка Лимерик, никак не мог найти себе более приятного занятия.

Три раза в неделю он по утрам помогал в лавке местному бакалейщику, а в остальное время ухаживал за растениями в саду или копался в горшках в теплице, устроенной позади ветхого бунгало с покосившейся жестяной крышей. Удобрив почву, он добился таких урожаев, что стал продавать скромные излишки зеленщику и получил неплохую прибавку к сумме, которую ему выплачивал за прошлые заслуги Временный совет ИРА.

Тихое уединенное существование не тяготило его. Было время, когда он не надеялся дожить до женитьбы и завести детей. Но вот уже шесть лет жена на его глазах набирает вес и приближается к среднему возрасту, а той юной красавицей, какой она была когда-то, становится их дочь.

Иногда он грустил о прошлом. Борьба, кипение страстей, дождливые темные ночи, неожиданные вспышки взрывов, клубы порохового дыма… Он по-прежнему с интересом смотрел телевизор, следя за событиями на Севере, прочитывал газеты. Но сегодня ему казалось, что все это происходит за миллионы миль от него. Временами он уже не верил в прошлое. И совсем перестал надеяться, что оно когда-нибудь повторится.

Но в одно прекрасное утро вдруг пришел грузовик с навозом. Только что доставленная куча еще дымилась между зимующим луком-пореем и брюссельской капустой, а возле сломанного штакетника ограды снова остановилась машина.

О’Хейр навалился на вилы. Ему были известны все грузовики в городке и в округе, но этого он не встречал — старый «форд-кортина», бледно-желтый, весь заляпанный содержимым своего кузова.

Шофер высунулся из окна.

— Ты Тип О’Хейр?

Он застыл. В чем дело? Не в таком же наряде глядеть в лицо опасности! Если ему суждено умереть, то не в старом джемпере и вельветовой куртке, не в фетровой рыбацкой шляпе. Он всегда представлял себя в этот момент в балаклаве и черном камуфляже.

— Предположим.

— Не помнишь меня?

Лицо вроде знакомое, только изрядно прибавилось морщин и седины в поредевших черных волосах.

— Салливен… Неужто Салливен?

— Сильно изменился?

— Столько лет прошло…

— Слушай, у меня для тебя новость. Фокусник объявился.

Вот оно что. Фокусник.

Опять эта кличка. Звучит так тревожно и странно. Пугающе и приятно.

Прошло шесть лет с тех пор, как О’Хейр вместе с Салливеном служил в опергруппе Фокусника. Никто из нижестоящих по рангу не знал, кто он такой на самом деле. Но даже сейчас он стоит перед глазами: высокий, худой, с непомерно широкими плечами и буйными темными волосами. Да еще глаза. Поразительные — один ярко-синий, другой бледно-голубой, — проникающие прямо в душу.

Фокусник одним из первых руководителей «боевых единиц» сплел новую сеть боевых ячеек, непроницаемую, абсолютно надежную. Во всем Лондондерри ни одна душа не знала ни членов, ни главаря группы. Поэтому они остались в живых. Поэтому у О’Хейра есть жена, и он может радоваться, глядя, как растет и хорошеет его дочь. Этим он обязан Фокуснику.

А потом вспыхнула и разгорелась зависть и ненависть. Ненависть к высокомерию и самонадеянности Фокусника, зависть к его успехам и авторитету, а может, и к черноволосой красавице, всегда молчаливо присутствующей рядом с ним. О да, к ней тоже, особенно к ней. Если бы враги О’Хейра знали, что он… Но они и без того много знали.

С тех пор О’Хейр не слышал о Фокуснике. Думал, что он в тюрьме или убит. Никто не ведал, что с ним стало. И вот теперь он объявился.

— Ты сможешь уехать? — спросил Салливен. — Может быть, понадобится.