Теренс Стронг - Смерч над Багдадом

— Что за проблемы, Дэвид, — произнес он. — У меня есть дела, которые требуют личного присутствия.

— Может возникнуть опасность.

В ответ зазвучал беззаботный смех.

— У меня же такой надежный охранник в вашем лице!

— Я не смогу вас прикрыть от воздушных налетов и бомб.

— «Аль-Рашид» будет цел?

— Мне обещали.

— Ну, так Аллах прикроет.

Срок ультиматума, объявленного ООН Ираку с требованием вывести войска из Кувейта, истек, и ничего не произошло.

Ночью в Багдаде царило зыбкое спокойствие, жители города погрузились в сон, не чувствуя, что петля затягивается. Они не знали, что высоко в небе над далеким Индийским океаном с авиабазы Диего-Гарсия неотвратимо надвигаются эскадрильи бомбардировщиков «Б-52» и заправщиков.

А Дэвид Картер, попивая коньяк с иорданским посланником на пятом этаже отеля «Аль-Рашид», не знал, что две высадившиеся несколько месяцев назад милях в пятнадцати южнее Багдада группы его бывших товарищей по элитному десантному полку, которых выбирали по двум признакам — темным волосам и умению бегло говорить по-арабски, — в тот день проникли в город и теперь готовились подавать сигналы с намеченных для бомбежки целей.

В Лондоне было десять вечера, и Макс Эвери беспокойно ворочался в кресле в надежной квартире МИ-5 в Челси, глядя вечерние новости по телевизору. Он весь день дергался как на иголках, ожидая вестей от Клариссы Ройстон-Джонс. Телефон так и не зазвонил, и в этом не было ничего удивительного, но он никак не мог успокоиться.

Когда Эвери уже изрядно перебрал виски, за две тысячи миль от Лондона на далекой базе американских войск специального назначения Эль-Джауф в Саудовской Аравии содрогнулась пустыня от оглушительного рева винтов шести вертолетов, продувающих моторы. Рев перешел в ровный высокий визг, и две огромные пятнистые машины «Пейв-Лоу» взмыли в ночное небо. Оснащенные по последнему слову техники изощренным точнейшим астронавигационным оборудованием, они взяли курс на вражескую территорию. За ними должны были следовать четыре стрелковых вертолета «апачи», несущих наземные ракеты «Хеллфайр».

Когда Эвери уже спал, вертолеты вывели из строя основные иракские радары оповещения и ретрансляторы, расчистив в системе противовоздушной обороны коридор для сотни истребителей «Стеле» и бомбардировщиков «Б-52».

Следом за ними с военного корабля США «Банкер-Хилл», стоящего в Персидском заливе, без всякого предупреждения бесшумно взлетели ракеты «Томагавк».

Падение одной из них услышал Лу Корриган в семидесяти футах под землей. Глухой взрыв боеголовки проник через стальные плиты и железобетонные блоки бункера. Рукотворное землетрясение. Лампочка в камере замигала, с потолка посыпалась штукатурка.

Лу свернулся калачиком на матрасе, нянча перевязанную левую руку с вырванными ногтями.

«Давайте, ребята! Крошите гадов!» — упрямо и яростно повторял он. Прямое попадание — и все кончится. Он даже не почувствует, как тысячи тонн бетона рухнут ему на голову.

Пока же он чувствовал только одно — нечеловечески жутким допросам доктора Хассана не будет конца. Если он не откажется от своей легенды. Она проверена и надежна, отрекаться от нее нет смысла. Все равно умирать, так не стоит доставлять палачу удовольствие, сдаваясь на его милость. Забавно, как привыкаешь к боли. Оказывается, хуже всего, когда объявляется перерыв. Оказывается, ожидание пыток гораздо страшнее самих пыток. Тогда начинаешь думать, что тело твое никогда уже не будет прежним — ты слышал хруст и ощущал, как ломаются кости, выворачиваются суставы безжалостно растянутых на дыбе ног, — и отчетливо понимаешь, что никакой хирург уже не поможет.

Хорошо, хоть мучители не прибегают к амиталу и другим психотропным препаратам. Возможно, забавный малютка садист доктор Хассан считает их слишком тонкими.

Несмотря на боль и постоянно горящий свет, режущий глаза, его клонило ко сну, и он уносился мыслями на Крит к девушке по имени София, которая — он это знал — страстно желала близости с ним.

Кон Мойлан схватил портативный коротковолновый приемник и начал сердито его трясти.

— Эта чертова служба «Всемирных новостей», вечно сплошные помехи!

— Попробуй «Голос Америки», — безнадежно посоветовал О’Хейр.

Все собрались у Мойлана, ошарашенные новостью о первом и явно успешном налете союзной авиации на Багдад.

Мойлан сунул приемник О’Хейру.

— Лови сам.

— Это что-нибудь меняет? — спросил Салливен.

— Вовсе нет, — тряхнул головой Мойлан. — Просто наша задача становится еще важней и нужней. Корриган утверждал, что бомбежки зарядят на несколько недель, прежде чем начнутся военные действия на суше, а я не верил этому подонку.

Мегги наблюдала за происходящим и все меньше верила в окружающую реальность. Она все еще была в шоке, глубоко травмированная крушением своего собственного мира. Ее держали в изоляции почти два месяца, и события внешнего мира проплывали, как сюрреалистические видения, мельком схваченные с экрана телевизора в кафе или услышанные по радио. Работа в госпитале, дом в Стритэме, ребенок — все оказалось счастливым сном. На самом деле ничего этого не было.

Но и сама реальность — кучка заговорщиков на холодном дождливом Крите — представлялась не менее фантастической. Иногда Мегги почти верила, что, если зажмуриться покрепче, а потом открыть глаза, Мойлан и прочие растают в воздухе и она останется совсем одна.

Она попробовала. Но они не растаяли, по-прежнему толпились вокруг приемника, погруженные в серьезный разговор.

Она остановила взгляд на Коне Мойлане. Вот он — реален. Вполне. Она ощутила боль в покрытых синяками руках, как будто в них все еще впивались его пальцы, как прошлой ночью. Он взял ее, и она не сопротивлялась. Недвижно лежала в полном отупении, покорно терпя мучения. Неотрывно глядела на маленькое пятно на потолке, чувствовала боль и приливы сексуального наслаждения как нечто абстрактное. Словно душа ее отделилась от тела.

Макс. Она пыталась припомнить ускользающие из памяти черты его лица. Тогда Мойлан прибегнул к извращенным мерзостям, как в старые времена. Отбросил ее назад в прошлое, заставил тонуть в темной и тайной бездне сознания и плоти, наслаждаться теплом и полнотой соития, чувствовать, как он проникает в глубины ее существа, обрести блаженный покой полной утраты собственной воли. И образ Макса разлетелся, как разбитая чашка.

— Мегги, — донесся до нее голос Мойлана.

— Да?

Он с удовольствием отметил ее спокойное послушание. Совсем как раньше, когда он был Фокусником, а она — его доверенным лицом и игрушкой по ночам.

— Как продвигается подготовка Софии? Она уже сможет сойти за медсестру?