Б.У.Л. Нортон - Конвой

С минуту Лайл старался не выдать своего изумления. Потом он переключил внимание на машину. Коп собирался было что-то сказать, но, передумав, нажал на акселератор и покатил прочь, закружив смерчь пыли и гальки над головами оставшихся позади мужчин.

Пиг Пэн наблюдал за «плимутом», пока тот не исчез из вида.

— Я думаю, это первый кандидат в покойники, — голос Свиного Загона балансировл на грани холодной ярости. — Однажды мы встретимся, и вокруг не будет никого и ничего, кроме шоссе и сумерек.

Утенок хлопнул Пиг Пэна по плечу, чтобы вернуть мысли тракера к стоящему в стороне и ожидающему своего хозяина трейлеру. Он сказал:

— Масса парней не раз говорила это в течение многих лет. Однако ничего еще не произошло. Пошли. Давайте-ка поскореё уберемся отсюда. Мы и так уже потеряли полчаса на это дерьмо.

Минуту спустя они выезжали на дорогу, направляя свои грузовики в Глайд Инн к Рафаэлю и, по крайней мере, к порядочной пище в кругу себе подобных.

Именно так, хотя в то время никто даже не догадывался об этом, и начался Конвой.

Местечко Глайд Инн пользовалось известностью среди тракеров, регулярно совершающих рейсы по шоссе один-сорок, как единственная тошниловка, где стоило останавливаться на трассе Флэгстафф — Альбукерке. Вплоть до конца пятидесятых годов это была сонная автозаправка на две колонки и спальный вагончик, который давал приют в сердце пустыни для нескольких путешественников, двигающихся через равнины.

Однажды водитель, которого звали Монихан, слегка перебрав, забыл проверить аккумулятор и застрял прямо на бензоколонке. Он просидел большую часть дня в тени одной из колонок в ожидании аварийки из Флэг-стаффа и наблюдая за грузовиками, проносящимися мимо, — большей частью дальнобойщиками, пересекающими страну из конца в конец, когда в его мозгу начала формироваться идея. Она началась с простой мысли: «Черт! Я начинаю уставать таскать свою задницу через всю страну за гроши. Мужчина в моем возрасте (ему было сорок шесть) должен найти что-нибудь болеё подходящеё для себя…» Тут дал о себе знать его геморрой. Мокихан уже перенес две операции и, судя по всему, третья была не за горами. Так он сидел и размышлял еще некоторое время. Когда наконец прибыл буксир, Монихан добрался с его помощью до города, продал свой грузовик и купил заправочную станцию. Первым делом он поменял бензин на дизельное топливо. На оставшиеся деньги он сделал пристройку к задней части вагончика, которую поделил на душевую, комнату для отдыха, где стоял маленький телевизор, и маленький магазинчик, полный дешевых товаров, которые можно было послать жене, подружке или детям, оставшимся дома.

В уступку местным традициям он сохранил прежнеё название — «У Рафаэля». Добавление «Глайд Инн» было исключительно его идеё й, посетившей его в ту ночь, когда первый покупатель, съехав с шоссе, подрулил к его колонке.

Последним нововведением была установка СВ-рации в зале ресторана. Теперь он мог одновременно держаться на связи с потенциальными клиентами в своем районе и исполнять их заказы к моменту прибытия.

Этим вечером Тельма, старшая из официанток, находилась у рации. Болезненно скромная и застенчивая. Тельма, если бы не работала сейчас в Инне, могла прийтись по душе голливудским продюсерам в качестве исполнительницы ролей «женщины без претензий». Она была терпелива и мягкосердечна в выпавшей на её долю судьбе, и все любили се.

Её любили даже больше, несравненно больше, чем Виолетту — молодую коллегу. Виолетта обладала удивительной привлекательностью, сводящей с ума мужчин. Женщины такого сорта страстны и обольстительны с восемнадцати до тридцати лет. Потом их красота начинает увядать, а знойные тела не пользуются спросом. Ей исполнился двадцать один год, и она только начала блекнуть, как свежесрезанный фрукт, который все еще в цене. Виолетту с удовольствием принимали в любой компании, и, возможно, она являлась причиной большинства ночных мастурбаций по всей трассе один-сорок. Однако каждый знал, что эта женщина принадлежит Утенку, когда тракер появляется «У Рафаэля».

Утенок был лучшим из всех, и Виолетта прекрасно знала, чего она заслуживает.

Мужчины, заезжающие сюда один раз, дважды и трижды в месяц довольствовались нежными разговорами и бросали на девушку такие взгляды, что, казалось, в них читалось количество миль, оставленных позади и страстное желание обладать Виолеттой. Но, уважая Утенка, каждый прежде всего уважал в себе человека. Все любили Тельму. Это было не самое худшеё соглашение и не самое паршивое из всех мест на дороге, которое вообще может быть.

Виолетта стояла, прислонившись к стойке и лениво слушая мягко льющийся разговор между Вдовой — чернокожей женщиной-водителем, которая похоронила за свою жизнь на дороге четырех мужей, и дорого одетой девушкой, чей желтый лимузин с номерами другого штата только что был отбуксирован в гараж. У него изо всех дыр текло масло. Тем не менеё, девушку нельзя было назвать слишком огорченной. Вот что могут сделать деньги.

Виолетта погрузилась в свою любимую мечту. Она думала о себе — прохладной, утонченной, грациозной, дарящей благосклонность великим и почти великим во внутреннем дворике своей виллы на Беверли-Хиллз. Нет, она никогда не сможет забыть маленьких людей, как бы высоко сама не поднялась.

Хорошо знакомый голос, раздавшийся из динамика СВ-рации, вернул её к действительности.

— Один-девять вызывает Глайд. Это Утенок. Буду через три минуты.

— Тебе что-нибудь нужно, Утенок? — наивно спросила Тельма.

— Тельма, — в динамике послышался смех, — ты всегда задаешь мне этот вопрос. Что случилось, разве прошлая ночь не была хороша?

Женщина покраснела. Это была одна из причин всеобщей любви.

— О, между прочим, Тел, не могла бы ты передать Виолетте, что я запаздываю из-за небольшой проблемы с копом и мне бы хотелось по приезде получить заказ не откладывая. Она знает, что я имею в виду.

— Господи, — Вдова повернулась к Мелиссе и прокомментировала: — Каждый в мире, кто еще жив, может догадаться, что он имел в виду.

— И с этим парнем, вы говорите, я должна буду ехать до Альбукерке? — подозрительно спросила Мелисса.

Вдова говорила с серьезностью, которая могла исходить только из самого сердца.

— Дорогая, ты видишь это? — она указала на ровный ряд из четырех значков, прикрепленных к нагруднику её комбинезона, похожих на орденские планки. — Каждый из них — память об одном из моих мужей. — Негритянка задумчиво провела пальцем по первому. — Этот был моим первым мужем. Я начала ездить с ним, когда мне было семнадцать.