Владимир Гриньков - Таящийся ужас 3

Увидев ее, Роберт выпучил глаза: она даже не удосужилась предварительно спросить его мнение на этот счет.

Столь же ошалевшим взглядом он взирал на пришедшего на вечеринку майора.

— Ну как, нравится? — спросила Джанет.

Тот посмотрел на ее прическу, потом оглядел с головы до ног и издал смачный звук, который, видимо, должен был означать высшую степень восхищения.

— Роберт, — проговорила Джанет тоном терпеливой страдалицы, — проследи за напитками, хорошо? И постарайся по крайней мере изобразить из себя гостеприимного хозяина дома.

Давно уже ему не приходилось слышать столь громкой, галдящей разноголосицы. Несколько месяцев прошло с тех пор, когда кто-то проливал на их ковер коктейли и кофе. Майор нежно прикасался к руке Джанет и с вожделением смотрел на нее, а парочка грешников вовсю лапали друг друга, стараясь сделать свое поведение предметом всеобщего внимания.

— Как чудесно, — неожиданно проговорила Джанет. Чуть покачиваясь, она проходила между гостями и расплескивала джин через край стакана. — Я хочу сказать, как приятно все это наблюдать. — Ее свободная рука колыхнулась в сторону мужа. — Знаешь, Роберт, нам с тобой, пожалуй, не стоило жениться. Тебе не кажется, что женитьба все портит? — Сейчас она обращалась ко всем собравшимся, повысив голос и стараясь всех их перекричать. — Ведь совсем нет той прелести, когда все легализовано, так ведь? По крайней мере, в мужчинах. Поначалу лопаются от энтузиазма, а потом выясняется, что все, что им нужно, это хорошенько поесть и чтобы кто-то вытирал с полок пыль. А потом не успеешь и глазом моргнуть, как они с радостным воплем запрыгивают на тебя, и…

— Нет! — воскликнул Роберт. — Не говори так.

Глаза Джанет округлились и посмотрели на него так, как смотрели год за годом, на протяжении всех этих ужасных лет.

— Бог ты мой, мы сегодня, похоже, порядком разволновались, не так ли?

Он попытался было подойти к ней поближе и предпринять последнюю попытку, но Джанет проскользнула мимо него и остановилась, чуть наклонившись над сидевшим в кресле майором. Рука того лежала на подлокотнике, волосы на запястьях курчаво обвивали браслет часов. Джанет задумчиво взъерошила эти волосы, затем снова пригладила.

Она посмотрела на Роберта:

— Смешно, правда ведь? А у Роберта вообще нет…

— Прекрати!

— Что прекратить, Роберт, дорогой?

То, как презрительно вымолвил ее рот слово «дорогой», было ему слишком хорошо знакомо. Ее глаза превратились в чаши, наполненные ядом.

— Если бы мне вернуть мои годы… — частенько говаривала Лаура, но никогда не завершала эту фразу. К ней снова вернулись ее годы, но сама она осталась той же и просто не могла вести себя лучше, чем прежде.

Но ей нельзя было позволить вести себя хуже, чем прежде.

— Вспомни, что произошло в тот раз, — сказал Роберт.

— Ты не посмеешь, — проговорила Джанет.

Прямо у них на глазах он снова прошел через все это. Им и в голову не могло прийти, что именно он собирался сделать, а потому никто даже не шелохнулся, чтобы попытаться остановить его.

Он схватил тяжелую мраморную пепельницу и замахнулся ею — пепел посыпался на пол. Золотистая головка чуть наклонилась, кто-то истошно завопил — Лаура или Джанет? — он и сам толком не понял. А потом с силой опустил край каменного изделия на висок этой золотистой головки. От мощного удара он и сам чуть не завалился, но все же устоял и, все так же сжимая пепельницу, вновь опустил ее на голову женщины — та поникла, после чего ее тело рухнуло на пол у его ног. Трижды он приподнимал и снова бросал его на пол, пока они наконец не оттащили его в сторону.

Помешать ему убить ее они не успели, но могли остановить, когда он понес ее по темной лужайке, спустился к реке, после чего спокойно бросил тело в реку. На сей раз ее не станет сносить коварным течением любимой речки. На этот раз она не испытает мучительного чувства досады оттого, что наконец-то проиграла схватку с течением, жадно потащившим ее к плотине.

Конец Джанет отличался от того, чем закончила Лаура — ее некогда чудесные волосы спутались, прекрасное тело оказалось смятым, исковерканным и превратилось в кровавое месиво, размазавшееся по опорам волнолома.

Силия Маркс родилась в Голдерс-Грин. Родители буквально носили, ее на руках, причем не только в раннем младенчестве, и практически ни в чем не отказывали единственной дочери. И мать, и отец выросли в Ист-Энде, прекрасно помнили, что такое бедность, и поэтому каждый день воздавали Господу хвалу за то, что Силии не пришлось терпеть те лишения, через которые прошли они сами. При этом они старались хотя и ненавязчиво, но все же взывать к ее чувству признательности и благодарности.

Никакой благодарности ни к родителям, ни к судьбе Силия, однако, не испытывала, поскольку была глубоко убеждена, что вся ее жизнь состоит из одних ограничений. Родителям очень хотелось, чтобы она выросла леди, но, будучи выходцами из столь «низкопробного» городского района, они толком не представляли себе, что значит быть молодой леди и как ею стать. Формируя личность Силии, они старались в первую очередь запретить ей делать все то, чем сами занимались в детском возрасте. Девочка почти всегда была опрятна, редко шумела, никогда не голодала, но чувствовала себя гораздо менее счастливой, чем родители, когда они были в ее возрасте и жили в бедности.

Достигнув брачного возраста, девушка удовлетворяла практически всем родительским требованиям, будучи приученной не выставлять напоказ свои чувства и жестоко подавлять любые природные инстинкты. Ничто не указывало на наличие у нее каких-либо талантов, равно как и желания стать деловой женщиной. В целом она считалась образцовой дочерью, полностью подготовленной к супружеству. Таким образом, у ее родителей были все основания надеяться на то, что она вскоре выйдет замуж и сделает великолепную партию.

Но прежде чем Силия вышла замуж, ее отец обанкротился.

Весть о потере едва ли не всех средств к существованию потрясла мистера Маркса. Много лет он провел в трущобах Ист-Энда, а еще раньше успел познать «прелести» жизни в европейских гетто. С великим трудом добившись процветания в бизнесе, он захлопнул двери прошлого: покинул свою прежнюю обитель, переступил порог респектабельности и сделал своим настоящим жизнь в Голдерс-Грин. Без денег он лишался не только настоящего, но и будущего.

В сарае у них лежал топор, которым садовник зимой рубил дрова. Мистер Маркс принес топор в дом и принялся размахивать им направо и налево. Этим же топором он зарубил миссис Маркс, которая попалась ему под горячую руку, все переломал в доме, а под конец поджег его и сам погиб в пламени пожара.