Владимир Гриньков - Таящийся ужас 3

— Тебя никто не просит оправдываться, — до сих пор звучал в ушах голос Лауры, — в том, что тебе никогда не хочется возвращаться к жене. И если тебе вздумалось по пути остановиться и промочить горло, то мог бы, по крайней мере, набраться смелости и прямо сказать об этом.

— Нигде я не останавливался. Просто неожиданно позвонили из Парижа.

— Ах-ах, какая важность! Но ты мог хотя бы вспомнить, что на сегодня мы пригласили Гарри и Джози.

— Могли бы и подождать.

— Ну да, пока ты не соблаговолишь заявиться, Не перетрудился бы взять и позвонить. Самая элементарная вежливость…

— Я звонил перед уходом, но тебя не было дома.

— Лжешь.

— Говорю тебе…

— Ничего мне не надо говорить. И ни к чему поднимать шум. Не понимаю, с чего это тебя потянуло на жалобный лепет? Роберт, дорогой, пора бы тебе уже повзрослеть.

Он повторял всю эту сцену, прокручивая ее еще до того, как была произнесена первая фраза. А потом, когда дорога пошла под уклон и он увидел впереди себя извилистую ленту реки, то понял, что ни к чему было проговаривать все эти фразы, не стоило предвкушать поток обрывистых слов и нетерпеливого подергивания плеч: Лауры там не было. Сейчас там была Джанет, а Джанет не станет затевать мелочную перепалку.

Поначалу он думал, что Джанет почувствует себя неловко в обращении с детьми, однако она и здесь очень быстро нашлась. С Майклом она повела себя вполне на равных, а в отношении Кандиды проявляла осторожность, замешанную на известной доле решимости.

Майкл учился на первом курсе Сассекского университета. В последний год в его движениях появилась некоторая манерность, однако Джанет отнеслась к этому как к чему-то вполне естественному и не стала, подобно Лауре, делать круглые глаза или обращаться с ним со слащавой снисходительностью. Однажды Майкл намекнул, что намерен всерьез заняться карьерой на телевидении — это фраза была особенно популярна в среде его приятелей. Подобно им, он не вполне отчетливо представлял себе, что это такое, но тем не менее носил розовую рубаху и отрастил песочного цвета бородку в ожидании того момента, когда на него обратят внимание. Каникулы он провел в Греции и обнаружил там остров, который мог быть по достоинству оценен лишь им самим и двумя его ближайшими друзьями. Когда он на этот раз на Пасху приехал в отчий дом и несколько привык к Джанет, его любимым словечком стала «пластичность» — в прошлом году это было «концептуально». Роберт чувствовал, что в глубине души это милый и вполне здравомыслящий юноша.

Кандида, посещавшая местную школу, оказалась особой потяжелее. Она постоянно жила в родительском доме, беспрестанно дулась, хмурилась, хихикала и по обыкновению то и дело кидалась то в экстатическую восторженность, то в отчаяние, причем в последнее время делала это с особым нажимом, словно бросая вызов Джанет и прощупывая, как далеко она может зайти в своих выкрутасах.

Джанет справилась и с этим. Она не пыталась диктовать свои условия, но и не заискивала перед ней: не шпионила за девочкой, хотя каким-то образом ухитрялась отбирать у нее те книжки, которые, по ее мнению, Кандиде в ее возрасте пока не стоило читать. И при этом вела себя ровно, с юморком, но вполне решительно.

— Просто не верится, — проговорил как-то раз в воскресенье Роберт.

— Во что не верится?

— Ну… э… — Ему снова пришла на ум наивная мысль, пришла и понравилась. — В свое счастье, — сказал он. — Вот и все. Просто в собственное счастье, и ничего больше.

Джанет вспыхнула, чуть надула губы, как бы застенчиво отвергая эту идею, и все же явно радуясь ей.

— Ты такой милый, — проговорила она.

Каждое сказанное ими друг другу слово оказывалось искренним и совсем простым.

«Ты не посмеешь»…

Он посмел — и был сейчас счастлив.

— Ты хорошо выглядишь, — как-то сказал ему один из его деловых знакомых.

Недели лета катились одна за другой, и он наконец начал привыкать — по-настоящему привыкать — к мысли о том, что Лаура умерла. Ему уже не надо было повторять про себя одну и ту же мысль: все было в порядке, и это не нуждалось ни в каких повторениях.

Некоторое время он предпочитал держаться подальше от соседей, но вскоре Джанет сама познакомилась с одними из них, затем с другими. «Примечательно, — подумал он тогда, — что она явно останавливает свой выбор на тех людях, кто ведет себя потише, поспокойнее, и обходит вниманием наиболее шумливых.»

Как-то в субботу во второй половине дня к ним на огонек заглянул майор.

— Старина, вы прекрасно выглядите, — заметил он.

При этом майор отнюдь не пожирал взглядом Джанет, как некогда Лауру. И разговаривал он с ней с неподдельной теплотой и почтением, и к Роберту, пожалуй, впервые за все время их знакомства, обращался также подчеркнуто уважительно.

Убаюканный чувством расслабленности и умиротворенности, Роберт был застигнут врасплох, когда Лаура в очередной раз одарила его своей странной, даже зловещей улыбкой.

Ему надо было постоянно быть наготове и знать, что удовольствие не может продолжаться слишком долго, а уж тем более вечно.

Лаура вернулась. Лаура снова улыбалась.

Случилось это в жаркий полдень. Одетая в легкие брюки и белую рубашку, Джанет сидела в тени вишневого дерева и листала какую-то книгу. В метре-полутора от нее на траве разлегся Майкл, время от времени то бормоча себе что-то под нос, то обращаясь к мачехе. Сам Роберт находился у самой кромки воды, собирая выброшенный на берег мусор, и потому едва различал голос сына. Где-то над головой дремотно жужжал самолет.

Внезапно Джанет и Майкл засмеялись. Юноша встал на колени и всем телом подался в сторону женщины, что-то быстро ей сказал, после чего оба снова рассмеялись. На какое-то мгновение они бросили взгляд в сторону Роберта, но потом вновь отвернулись.

Он выпрямился и стал не спеша подниматься по травянистому пригорку в направлении раскидистого дерева.

— Что это вы здесь затеваете? — с ласковой игривостью в голосе спросил он.

И в тот же миг увидел Лауру, злобно ощерившуюся на него. Лишь один-единственный, стремительный, яростный проблеск улыбки, однако и его оказалось достаточно, чтобы у него перехватило дыхание. Нуть покачнувшись, он остановился как вкопанный. Сомкнул веки, снова раскрыл — лицо Лауры исчезло. Его там и не могло быть, оно просто не могло появиться перед его взором.

У Майкла были глаза Лауры. Лишь на мгновение в игре света и теней глаза и рот Майкла сбили его с толку.

Но это было не так, он знал, что это не так. Короткий, мимолетный взгляд принадлежал не Майклу. На него смотрела Лаура, которая язвительно подсмеивалась над ним, — но лицом отнюдь не его сына Майкла, а Джанет.

— В чем дело, Роберт?