Патриция Хайсмит - Рассказы

Вот если бы какая-нибудь вселенская катастрофа, вроде тех, о которых она читала в Библии… «И разверзлись хляби небесные». Так, кажется, об этом написано в Библии. Она представила себе бурлящие волны, со всех сторон атакующие особняк, поднимающиеся все выше и выше, почти до самых окон детской. Она спасла бы детей и приплыла с ними в безопасное место, где бы оно ни находилось.

Она беспокойно заходила по комнате.

Или если бы вдруг началось землетрясение… Она бросилась бы в дом, не обращая внимания на рушащиеся стены, и вытащила детей наружу. И, возможно, вернулась бы за каким-нибудь пустяком вроде оловянных солдатиков Ники или набора красок Элоизы и погибла бы под развалинами. Вот тогда Кристиансены действительно оценили бы ее преданность.

Или если бы начался пожар… У кого угодно может случиться пожар. Пожары — вещь совершенно обычная, и для них не нужно ждать гнева Божьего или иного вмешательства высших сил. Для того чтобы начался ужасный пожар, вполне достаточно бензина из гаража и спичек.

Она спустилась вниз и прошла через внутреннюю дверь, которая вела в гараж. Бочка была трех футов в высоту и полна до краев, так что, если бы Люсиль не вдохновляла мысль о необходимости и важности того, что она совершает, она ни за что не смогла бы перетащить ее через порог гаража, да и домика тоже. Она покатила бочку через двор — она видела раньше, что так перекатывают бочонки с пивом и мусорные баки. Бочка катилась по траве совершенно бесшумно, и только на мощенной камнем дорожке раздался глухой грохот, затерявшийся в ночи.

Все окна в доме были темны, но даже если бы они горели, Люсиль все равно не обратила бы на это внимания. Ее не остановило бы даже появление здесь, у фонтана, самого мистера Кристиансена, она скорее всего просто не заметила бы его. А если бы и заметила — разве она не собиралась совершить благородный поступок? Нет, она не видела ничего, кроме дома и лиц детей — там, в комнате наверху.

Она отвинтила крышку и полила бензином угол дома, потом, откатив бочку дальше, плеснула еще — и так, пока не добралась до самого дальнего угла. Затем она чиркнула спичкой и пошла обратно, дотрагиваясь до облитых бензином мест. Даже не оглянувшись назад, она отправилась к домику для прислуги, чтобы оттуда наблюдать за происходящим.

Языки пламени сначала были прозрачными и стремительными, затем они пожелтели и стали отливать красным. По мере того как Люсиль смотрела на пламя, все напряжение, скопившееся в ее теле и мозгу, постепенно стало спадать, словно вытекая наружу, и покинуло ее навсегда. Теперь ее тело и рассудок освободились для того добровольного напряжения, которое испытывает спортсмен перед выстрелом стартового пистолета. Она подождет, пока языки пламени поднимутся выше, до самых окон детской, чтобы опасность была максимальной, и только тогда бросится в дом. Улыбка, напоминающая улыбку святой, играла у нее на губах, и всякий, кто увидел бы ее стоящей на пороге дома, с лицом, озаренным мерцающим светом, без сомнения, признал бы ее очаровательной молодой женщиной.

Она подожгла бензин в пяти местах, и теперь пять языков пламени охватывали дом, словно пальцы теплой, мерцающей, нежной и заботливой руки. Люсиль улыбнулась, сдерживая себя. Затем раскалившаяся бочка с бензином с оглушительным пушечным грохотом неожиданно взорвалась, на мгновение осветив все вокруг.

И, словно это был сигнал, которого она только и дожидалась, Люсиль решительно бросилась вперед.

Машина, в которой ехал Меррик, была с откидным верхом, что улучшало обзор. Хотя до моста оставалась еще целая миля, Меррик заметил стоявшего на мосту человека. Машина летела на большой скорости, и расстояние между ними стремительно сокращалось. «Совсем как в фильмах Бергмана, — подумал Меррик. — В руке у человека пистолет. Когда машина приблизится к мосту, он в меня выстрелит и не промахнется. Меня ранит в грудь, а может, и в голову». Меррик не спускал глаз со скрюченной фигуры на мосту: мужчина стоял облокотившись о перила. С одной стороны, Меррика не покидало гнетущее ощущение надвигавшейся опасности, с другой — фигура на мосту была единственной на фоне окружающего пейзажа и, естественно, притягивала взгляд. Дорога бежала по южноитальянской Ривьере. Слева лежало ясно-голубое Средиземное море, справа — зеленые оливковые рощи, явно не избалованные влагой. Они беспорядочно тянулись по склонам холмов до скалистого подножия гор. Дорога проходила под мостом, поднимавшимся над ней на высоту трехэтажного дома.

Вот уже и мост. Мужчина продолжал стоять все в той же неподвижной позе; лишь легкий ветерок шевелил его черные волосы. Опасность миновала.

И тут сквозь рокот встречного грузовика Меррик услышал слабый глухой звук, точно позади машины упал мешок с песком. Меррик оглянулся и чуть приподнялся.

— Стой! — закричал он своему шоферу.

На дороге, в том месте, где она ныряла под мост, лежало что-то темное. Меррик оглянулся как раз в тот момент, когда грузовик наехал на темный предмет левой парой своих сдвоенных колес. Взвизгнули тормоза, и грузовик остановился; из него выскочил водитель. Меррик закрыл глаза.

— Что случилось? — спросил шофер Меррика, сорвал свои солнцезащитные очки и оглянулся.

— Человек погиб, — ответил Меррик.

Шофер подрулил к обочине дороги, поставил машину на ручной тормоз и вышел.

Некоторое время он и водитель грузовика переговаривались между собой, о чем именно — Меррику не было слышно: он не выходил из машины. Водитель грузовика оттащил тело с проезжей части на траву у обочины. Очевидно, он объяснял шоферу Меррика, что не мог остановиться, так как человек спрыгнул прямо под колеса.

— Dio mio, [1] Боже мой (ит.). — проговорил шофер Меррика, садясь обратно в машину. — Самоубийство. Еще молодой. — Шофер покачал головой.

Меррик ничего не ответил.

Они поехали дальше.

Минут через десять шофер попытался завести разговор.

— Жаль, что вам не нравится Амальфи.

— Да, наверное… — Меррик был не в настроении разговаривать. Его итальянский ограничивался запасом основных слов, которым он, впрочем, владел вполне сносно. В Амальфи Меррик провел с женой свой медовый месяц лет двадцать пять назад. Но какой смысл объяснять это итальянцу из Мессины, которому самому всего около тридцати.

Они остановились в деревушке, которую Меррик выбрал по карте еще в Палермо. Служащий туристического агентства, у которого Меррик осведомился о ней, сказал: «Там очень мило и очень тихо». Вот почему Меррик остановил свой выбор на этой деревушке. Он позвонил туда из Мессины и забронировал номер с ванной. Шофер отвез его в гостиницу. Меррик расплатился с ним, дал щедрые чаевые, и лицо шофера расплылось в довольной улыбке.