Елена Чернышева - Ремиссия

— Значит, говоришь, не смогу? Нет, смогу! Захочу — и смогу! Вот увидишь! Ты толкнул мне паршивый товар, сволочь… И я его тебе верну…

Олег проходит на кухню, закрывает форточку и заклеивает окно там. Затем — включает все конфорки у газовой плиты, не забывая и духовку. Духовку он открывает настежь. И садится на стул, бормоча:

— Получится… Получится…

Олег сидит, вдыхая газ полной грудью. И смотрит на часы.

Стрелки перемещаются на пятнадцать минут… На сорок… На час… На полтора… Газ все идет со свистом, а Олег продолжает ждать.

Наконец, Олег понимает, что газ не причиняет ему вреда.

И тогда он вынимает спичку и чиркает о коробок…

Раздается взрыв.

Больничный холл. Работает телевизор. Перед телевизором на стульях сидят больные в тапочках, халатах, спортивных костюмах… Все — худые, с растрепанными, жидкими волосами, некоторые — лысые, у женщин головы повязаны косыночками. Прислонившись к стене, стоит санитарка в белом халате и шапочке.

На экране телевизора — кадры полуразрушенного дома с черным провалом ровно посредине корпуса.

Голос тележурналиста:

— В очередной раз Москву потряс взрыв в многоквартирном жилом доме…

Коридор, ведущий от холла, кабинеты врачей. Дверь, на ней — дощечка: «Заведующий отделением». Ниже — в стеклянном окошечке — надпись: «Дворецкий Михаил Львович».

Напротив кабинета в глубоком кресле сидит красивая молодая женщина. Она изысканно одета, тщательно причесана, на ней — высокие сапоги с каблуками-шпильками, в руках — сумочка. Женщина напряженно ждет.

Из холла доносится голос телерепортера:

— Две основные версии на сегодняшний день: террористический акт и утечка бытового газа…

Женщина встает и, громко цокая каблуками, проходит по коридору к холлу. Некоторые больные оборачиваются, смотрят на нее с любопытством. Санитарка возмущенно глядит на сапоги женщины.

Голос телерепортера:

— Количество жертв пока не установлено…

— А почему вы без сменной обуви? — возмущенно спрашивает санитарка. — Кто вам позволил войти в отделение без сменной обуви?

Красивая женщина смущается, хочет что-то ответить санитарке, но из-за спины, из коридорчика ее вдруг появляется молоденькая медсестра и любезно говорит:

— Вы — Воронова Альбина Дмитриевна? Михаил Львович готов вас принять.

Санитарка умолкает, но возмущение не сходит с ее лица.

Альбина Воронова скрывается в коридорчике вслед за молоденькой медсестрой.

Голос телерепортера:

— Первым из-под развалин был извлечен жилец из квартиры, находившейся на пятом этаже: Говоров Олег Сергеевич. Мужчина находился в сознании и, к удивлению спасателей и врачей «скорой помощи», практически не получил телесных повреждений…

Альбина заходит в кабинет.

Захлопнувшаяся дверь заглушает голос телерепортера.

Кабинет.

Молодой кудрявый врач (тот самый врач, с которым говорил Олег), сидящий у стола с какими-то бумагами в руках, вскакивает при виде Альбины.

— Лялечка, лапочка, прости, я заставил ждать… Садись, я сейчас чайку согрею.

— Миша, что показали анализы? Результат положительный или отрицательный?

Миша бросает на нее смущенный, испуганный взгляд:

— Ты только не беспокойся, Лялечка, не беспокойся. Все не так страшно. Послезавтра же я тебя госпитализирую, проведем курс лечения… Может быть, понадобится небольшая операция. Но я тебя уверяю: это совсем не так страшно, как ты можешь…

— Миша, результат — положительный? У меня рак?

— Ну, Альбина, ты же понимаешь, что я не могу прямо так…

— Я хочу знать свой диагноз. Да, я знаю, у нас не принято говорить, ты сейчас начнешь мне врать… Господи, Миша, мы с тобой знакомы уже восемнадцать лет! Достаточно, чтобы узнать друг друга… Ты знаешь: я не закачу истерику и не выброшусь из окна. И вообще ничего такого не сделаю. Я лягу в твою больницу и буду мужественно лечиться. Даже если лечение уже не имеет смысла. Я все равно сделаю все, что ты прикажешь. Ты — врач, ты командуешь… Я только хочу знать свой диагноз. Опухоль была злокачественная? Это рак?

Миша глубоко, словно перед прыжком в холодную воду, вдыхает и на одном дыхании выпаливает:

— Да. Результат биопсии положительный. Это рак.

Но, увидев, как сразу сникла Альбина, начинает быстро-быстро говорить:

— Но я уверяю тебя, это излечимо! Мы захватили на ранней стадии, может, обойдемся без химеотерапии, курс облучения назначим минимальный… Без операции, конечно, не обойтись, но у тебя будет лучший хирург и лучший анестезиолог, я позабочусь, я сам буду наблюдать, я тебя вылечу, Альбина, я тебя вылечу, клянусь, ты не умрешь, потому что я люблю тебя и я хочу на тебе жениться, я не допущу, чтобы ты умерла…

— Миша, — очень мягким, ласковым голосом перебивает его Альбина. — Мишенька, дорогой, скажи мне пожалуйста правду, а? Я слишком долго тянула, да? Я слишком поздно пришла?

— Нет! Нет! — пылко восклицает Миша и даже воздевает руки, словно защищаясь от ее слов. — Я уверяю тебя…

— Ну, хорошо, хорошо, я тебе верю… Это будет очень мучительно? Я просто хочу знать, что меня ждет.

— Я сделаю все, чтобы ты не мучилась.

— Все-все? — Альбина буквально впивается взглядом в лицо Миши. — Все, что понадобится?

— Что ты имеешь в виду? — испуганно переспрашивает Миша. — Я позабочусь о лучших лекарствах… Я для тебя все сделаю, обещаю, клянусь… Ты даже родителям пока не говори, чтобы они не волновались… И я не скажу…

— Спасибо, Миша. Я не скажу. Пока — не скажу. Я просто подумала о методе доктора Кеворкяна, когда спрашивала, все ли ты готов для меня сделать, — быстро произносит Альбина, просияв очаровательнейшей улыбкой.

Миша буквально столбенеет при этих ее словах.

— Ты с ума сошла! Я тебя вылечу!

— Так мне ложиться послезавтра?

— Да. Ты пока собери вещи, все, что тебе понадобится здесь. И закончи с делами, какие неотложные…

— Да. Мне надо сдать в издательство рисунки к энциклопедии… И написать заявление, что выполнение обязательств по второму договору откладывается на неопределенный срок.

— Два месяца. Месяц — на лечение. Месяц — на отдых. Через два месяца я разрешу тебе вернуться к работе.

— Точно?

— Точно. И… Альбина, для меня ведь это не просто — дело врачебной чести или как там еще можно красиво сказать… Для меня это — дело жизни.

— Если я умру, ты тоже жить не станешь, да? — с иронической улыбкой спрашивает Альбина.

— Да. И в этом нет ничего смешного.

— Просто… Мне казалось, мы слишком стары для таких страстей.

— Я — нет. А ты уже родилась слишком старой для страстей! — обиженно отвечает Миша.

— Мишенька, если я выживу, я выйду за тебя замуж, брошу свое высокое коммерческое искусство, по меньшей мере до того времени, когда наш второй сын пойдет в школу. Я не шучу. Я говорю серьезно, я обещаю. Я даю обет, если хочешь знать. Если я выживу — я начну другую жизнь. Я буду жить для тебя и рожать детей, — неожиданно серьезно заявляет Альбина. — Так значит, послезавтра? Во сколько?